"Борис Хазанов. Далекое зрелище лесов (роман)" - читать интересную книгу автора

именно..."
"Где же это Ронечка?"
"Позвольте, я поищу ее".
"Да, да, сделайте одолжение... Смотрите, какие тучи".
Постоялец вернулся домой, промокший до нитки.
ХV
Проснувшись перед рассветом, я угадывал в потемках жалкое убранство моей
хижины, мне до смерти хотелось спать, но заснуть я уже не мог. Настроение
мое было смутным, в мыслях разброд. С одной стороны, я был рад моим новым
знакомым, а с другой - как быть с моим намерением сосредоточиться,
остановить свою жизнь? Меня встретили весьма приветливо, и я предчувствовал,
что не удержусь от искушения продолжить знакомство. Надо бы расспросить
Мавру, наверняка она что-нибудь слышала об этих людях. Солнце уже сверкало
позади моей избы, я фыркал под холодным душем, мне стало весело, я вернулся
в мою сумрачную комнату; прихлебывая кофе, я озирал разложенные на столе
письменные принадлежности, и голова моя была полна разнообразных планов.
Все, что происходило со мною в последние недели, могло бы послужить
предисловием к моей работе; я подумал, что следовало бы описать приезд,
описать всю длинную дорогу, которая теперь представлялась мне почти
символической. Перед глазами стоял первый день, заляпанная грязью машина,
заколоченные окна деревенского дома. Я увидел себя стоящим на пороге моего
будущего жилья, стройные предложения, как световая надпись, бежали у меня в
голове, не хватало лишь первой фразы. Это был хороший признак: я знал, что
писанию всегда предшествует замешательство, короткая пауза с пером, повисшим
над бумагой. Вроде того как лошадь переступает ногами на одном месте,
раскачивает оглоблями тяжелый воз, прежде чем нажать плечами и двинуться
вперед, кивая тяжелой головой. Я прибег к известному приему. Окунув перо в
чернильницу, поспешно начертал первые пришедшие на ум слова:
"Не так уж далеко пришлось ехать, но едва лишь свернули на проселочную
дорогу, как стало ясно, что..."
Моя рука снова зависла над бумагой, я перечеркнул написанное и начал так:
"Два окошка, выходившие на улицу, были крест-накрест заколочены серыми и
потрескавшимися досками. Шофер вытащил из багажника железный ломик и..."
"Молочка! - раздался голос Мавры Глебовны.- Ба,- сказала она, входя в избу,-
да ты уже встал".
Она поставила передо мной крынку и уселась напротив. Умытая, ясноглазая,
мягколицая. На ней был чистый белый платок, она подтянула концы под
подбородком.
"Чего так рано-то?"
"Да вот...- проговорил я, все еще с трудом приходя в себя, ибо инерция
включенности в писание может быть так же велика, как инерция, мешавшая
двинуться в петляющий путь по бумажному листу.- Да вот.- Я показал на то,
что лежало на столе, скудный улов моей фантазии.- А ты уж и корову подоила?"
"Эва, да я знаешь, когда встаю? Все ждала, будить тебя не хотела".
"Я тоже рано встал".
"Отчего так? Куды торопиться?"
"Не спится, Маша".
"Мой-то,- сказала она, понизив голос,- в область уехал. Совещание или чего".
Область - это означало "областной центр" - от нас, как до звезд.
"Он у тебя важный человек".