"Поль Хайм. Повесть о Гернике " - читать интересную книгу автора

утварь. Люди думают, наверное, что ничего из этого им больше не
понадобится. Привокзальная площадь, там самые обеспеченные из беженцев
штурмом берут отель "Хулиан". Но на дверях табличка: "Мест нет".
Вхожу в церковь, где уже началась месса. Горят свечи. Крепкий, ладный
отец Эусебио поднимается на кафедру, слегка откашливается. Как уверенно,
однако, звучит его голос, обличающий от имени Господа Бога франкистов в их
преступлениях, насилии и злодеяниях, в учиняемых их сподручными,
марокканцами, зверствах. Некоторые лояльно настроенные к новому режиму
Франко прихожане явно чувствовали себя неуютно от столь непримиримой
позиции святого отца, молча обменивались взглядами. "Мы не можем спокойно
наблюдать, как насилуют наших женщин, жен, сестер, дочерей! Мы не должны
бездействовать! Защитите их. Бог не оставит вас, ибо ваше дело - правое!"
Я не верила своим ушам. Кто мог ожидать таких слов от столь мягкого и
очень разумного человека... Должно быть, настал час Х. Рядом со мной я
видела женщин со слезами на глазах, суровые лица мужчин, изможденные от
голода лица детей. Многие из них у церкви с протянутой рукой просят un poco
de pan1. "Ваш солдатский долг защитить страну басков с оружием в руках!" -
обращаясь к молодежи, с жаром продолжает святой отец слегка охрипшим
голосом. Стариков, женщин и детей он просит покинуть город, так как
опасность слишком велика. С башни церкви он наблюдал в бинокль за летающими
над городом самолетами-разведчиками. "Ничего иного, - продолжает он с
кафедры, - кроме как подготовку к бомбардировке Герники, это не
предвещает".
Однако, полагала я, все эти его страстные призывы меньше всего
касались меня. Ведь это относилось к тем, кто мог сражаться с оружием в
руках либо имел возможность уйти из города. Это не я. Мне не хотелось даже
думать о неотвратимости опасности. С месяц назад ночью я слушала радио
Сан-Себастьяна. Звучали возгласы республиканцев "Но пасаран!", говорили о
войне, которая шла где-то там в окрестностях Мадрида... И вот теперь она,
война, здесь, совсем близко. Правда, оставалась ещё слабая надежда на
пересеченную местность под Герникой, на оборону, которую призваны были нам
обеспечить несколько тысяч доблестных защитников - гударис.
Помню, после службы на выходе из церкви ко мне подошли доктор
Арростеги и его супруга, с видом заговорщиков отвели меня в сторону. Сеньор
Арростеги - лечащий врач не только моей мамы, но и отца Эусебио. Поэтому-то
он тоже ходит на службу сюда чаще, чем в церковь Санта-Мария, хотя живет и
консультирует он на нашей улице, в соседнем доме, на первом этаже. Меня
всегда поражала доброта этого человека и его безграничная преданность нашей
семье. Сейчас он берет меня за руку, шепчет:
- Мы собираемся уезжать. Сегодня. После обеда я отправляюсь в Бермео,
там стоит на якоре мой катер. Я спущусь вдоль риа до моста Рентерия.
Вечером Консуэло приедет туда с детьми. Я только что продал машину в
Бильбао. Снял все деньги со своего счета в Банко де Вискайя.
- И куда же вы собираетесь?
- В Биарриц. У меня там старинный друг, коллега. Он мне поможет. Если
надо, денег даст взаймы. Я возьму вас всех троих и малыша Орчи. Не говорите
только никому.
- Обещаю вам, доктор. Спасибо за все, только мы не можем ехать с
вами. Это совершенно невозможно. Вы ведь знаете, в каком мама состоянии. Да
и никто из нас не говорит по-французски... И денег у нас нет ни гроша. А