"Энджел Хауэрд. Смерть выходит в свет " - читать интересную книгу автора

- С утра лучше удить у дальнего берега. Если, конечно, вам нужен не
жерех.
Я по-прежнему знать не знал, что такое жерех, но видел, что, по
мнению Джорджа, ловить эту рыбу - не мужское дело. Джордж выплюнул в воду
ошметки табака и дал газу, да так громко, что вся озерная форель наверняка
в страхе бросилась вон из Биг-Краммок. В мгновение ока Джордж достиг
причала Вудворда, привязал катер и зашагал к дому, неся низку рыбы,
которую, судя по её виду, следовало бы закоптить или провялить. Что там ещё
делают с рыбой, которую есть противно, а выбрасывать жалко? Минут на пять
Джордж скрылся из виду, потом снова появился, шагнул на причал и подошел к
своему катеру. Проплывая мимо, он сделал все, что мог, чтобы хорошенько
покачать меня на волне. Моя крошечная дюралевая лодчонка едва не
опрокинулась. Джордж оглянулся и заржал. Парень он был простецкий и любил
нехитрые развлечения. Он погнал свою лодку прочь и скрылся с глаз менее чем
за две минуты. Катер делался все меньше и наконец превратился в крошечную
точку у северного берега озера.
Я смотал удочки, опустил в воду весла и погреб к острову. Когда лодка
ткнулась носом в песок, я выпрыгнул на берег (замочив одну ногу) и
продрался сквозь кусты на другую сторону острова, откуда была видна усадьба
Вудворда, правда, несколько в другом ракурсе. Теперь усадьба была дальше,
но зато я мог смотреть на неё без помех, и никто не спрашивал, чего я
таращу глаза.
Около машины шла какая-то возня. Я захватил из лодки бинокль и
сфокусировал его, глядя на кольцо с тремя лучами на капоте "мерседеса".
Справа от машины Лорка вела беседу с Уилфом и Спенсом. Мужчины были в
шортах и теннисках, а Лорка в темно-синей мужской рубахе, завязанной узлом
на животе. Белая теннисная юбка оттеняла длинные загорелые ноги. На миг мне
показалось, что мужчины собираются оставить в доме Лорку и укатить в
Хэтчвей, но нет: они все забрались в машину, та развернулась и поехала
вверх по проселку к бревенчатой дороге. Через пять минут они пересекут
подворье Петавава-Лодж. Пэттен остался в доме один. Пожалуй, пора сыграть в
шахматы.
Первым делом я сменил ленту в магнитофоне, лежавшем в мешке для
мусора, и выгнал оттуда уховерток. Потом съел бутерброд, который показался
мне картонным, поскольку запить его было нечем. И, наконец, решил разложить
по полочкам все, что знал о Пэттене, чтобы на этой основе предугадать его
следующий ход.
Он приехал сюда не загорать и не опробовать новое рыболовное
снаряжение. Теперь, когда дальнейшая судьба "Последнего храма" в руках
Верховного суда, он просто забился в укромный уголок и ждет, что решат в
Вашингтоне. Если восемь стариков и одна старуха проголосуют в его пользу и
признают, что Пэттен правдиво изложил суть задач своей секты, он просто
вернется на телевидение и опять будет вести "Часы судьбы" и ораторствовать
на многотысячных сборищах до тех пор, пока налоговая служба не отыщет
какую-нибудь другую прореху в его священной броне. Но если решение окажется
неблагоприятным для Пэттена, его песенка спета, во всяком случае, в Штатах.
Какой тогда смысл возвращаться и расхлебывать кашу? Четыреста миллионов ему
не собрать. К тому же, в Штатах ему предстоят многолетние скитания по
судам. В конце концов поверенные Пэттена возненавидят его не меньше, чем
федеральные фискалы. Это - единственное, чего он сможет добиться. Пэттену