"Джулия Гарвуд. Провинциальная девчонка " - читать интересную книгу автора

еще гуще. Иногда он становился таким нестерпимым, что Джону приходилось
поспешно выбегать из комнаты под выдуманным предлогом, прежде чем она
услышит рвотные позывы.
Однако он готов был на все, лишь бы она не узнала, какое отвращение
вызывает в муже.
Но временами его желудок не бунтовал. Джон закрывал глаза, прежде чем
наклониться, поцеловать ее в лоб и тут же отодвинуться, чтобы поговорить с
ней.
Обычно он стоял рядом с "бегущей дорожкой", подаренной им в честь пер,
вой годовщины их свадьбы. Он не мог припомнить, чтобы жена хоть раз ее
включила.
На ее ручках теперь висели стетоскоп к два одинаковых просторных
банных халата из шелка в цветочек. Широкая черная виниловая полоса посерела
от пыли. Похоже, горничные никогда о ней не вспоминали.
Иногда, не в силах смотреть на Кэтрин, он поворачивался к высоким
арочным окнам, выходившим на слабо освещенный английский сад за домом,
огражденный, как и многие маленькие дворики, черным забором кованого
железа.
За его спиной орал телевизор, включенный двадцать четыре часа в сутки,
настроенный либо на ток-шоу, либо на канал "Телемагазин". Жене в голову не
приходило приглушить звук, когда он говорил с ней, а он дошел до такого
состояния, когда уже не обращал внимания на подобные пустяки. И хотя Джон
научился мысленно отсекать непрестанную трескотню, все же часто гадал,
насколько ее мозг разрушен болезнью. Как она может слушать и смотреть этот
бред час за часом?
Пока болезнь не уничтожила ее личность и жизнь, эта женщина считалась
интеллектуалкой, которая могла невероятно остроумной и злой отповедью
разбить противника в пух и прах.
Он вспомнил, как она любила обсуждать политику, сажать ультраправых
консерваторов за свой с безупречным вкусом накрытый обеденный стол, что
гарантировало бурные схватки и настоящий фейерверк остроумия. Но теперь
все, о чем она могла говорить и волноваться, - регулярное функционирование
своего кишечника. Это, и еда, разумеется. Она всегда с воодушевлением
рассуждала о будущем обеде.
Он часто возвращался мыслями ко дню их свадьбы и вспоминал, как
отчаянно хотел ее. Теперь же брезговал находиться с ней в одном помещении и
даже переселился в комнату для гостей.
До того как Кэтрин слегла, у нее была просторная комната, отделанная в
светло-зеленых тонах, обставленная громоздкой мебелью времен итальянского
Ренессанса и украшенная бюстами ее любимых римских поэтов, Овидия и
Вергилия, стоявшими на белых пьедесталах по обе стороны окна-эркера. Когда
способный молодой дизайнер закончила работу, Джон пришел в такой восторг,
что нанял ее заново оформить интерьер своего офиса, но теперь ненавидел
спальню, олицетворяющую, все, что ушло из его жизни.
Как он ни пытался, не мог уйти от постоянных напомнаний. Недели две
назад он должен был встретиться с одним из партнеров за ленчем в модном
новом бистро на Бьенвиль, но едва переступил порог и увидел светло-зеленые
стены, как в ударе все перевернулось, а в горле застрял комок, мешая
дышать. Несколько пропитанных ужасом минут он был уверен, что его хватил
сердечный приступ. Ему следовало бы набрать 911 и попросить помощи, но