"Ко Харуто. Родник (Современная японская новелла) " - читать интересную книгу автора

довольно глубокую канаву.
Дней пять спустя у меня был выходной. Поздно позавтракав, я решил
прогуляться в букинистический магазин у вокзала. Хотя все издания строго
контролировались цензурой, да и печаталось литературы немного, мне порой
удавалось откопать у букиниста интересную книжку. Выйдя за ворота, я услышал
характерный звук - где-то рядом копали землю. "Все долбит свою щель!" -
подумал я. Неизвестно было, что собирается делать Токита с выкопанной
землей, но под навесом у него во дворе виднелись аккуратно сложенные в
несколько слоев доски. Вероятно, он собирался сделать накат над убежищем.
Щель почти вплотную примыкала к живой изгороди вокруг особняка Суэнага. Я
заглянул внутрь. В этот момент Токита поднял голову и заметил меня. Щеки у
него обросли щетиной, глаза сверкали лихорадочным блеском. Под его взглядом
я невольно отпрянул и втянул голову. Про себя я отметил, что щель заметно
углубилась. У нас на заводе выходной рабочим полагался два раза в месяц.
Интересно, сколько выходных было у Токита? Наверное, он взял отгул, чтобы
копать без помех.
Прочие соседи, которых пример Токита, должно быть, задел за живое, тоже
принялись копать. Те, у кого рядом с домом совсем не было места, рыли
поодаль на пустыре. Я тоже не смог усидеть и взялся копать вместе со всеми.
Обращаться за помощью было не к кому - оставалось рассчитывать только на
собственные силы. Хироко у меня была слабогрудой и для земляных работ,
естественно, не годилась.
Авиационный завод, на котором я работал, находился в районе
Нисиогикубо. При налетах иногда отключалось электричество, и нас отпускали
по домам раньше, чем обычно. Идти, разумеется, приходилось пешком. Во время
этих импровизированных отгулов я и копал свою щель. Сама по себе работа
лопатой была непосильной нагрузкой для моей поясницы, но хуже всего обстояло
дело с подъемом земли наверх. По сравнению со щелью Токита моя канавка
выглядела настолько убого, что Хироко скрепя сердце посоветовала мне бросить
это дело. В конце концов я решил, что хватит.
Как-то раз, когда Хироко подавала мне бог весть откуда добытую доску,
из усадьбы Суэнага через заднюю калитку вышел человек. При виде наших
стараний он пробормотал себе под нос: "Ужас просто, а не убежище!" Тот
человек захаживал к Суэнага и раньше, я знал его в лицо. Впрочем, что бы ни
говорили о моей щели, больше я с ней асе равно ничего делать не собирался.
Спустя две недели произошло совершенно неожиданное событие, хотя я-то
еще с тех времен, когда был внештатным редактором в издательстве, давно
ожидал, что меня либо мобилизуют на трудовые работы, либо пошлют на фронт.
Совершенно неожиданное событие, о котором идет речь, было связано с
вмешательством тайной полиции. В те годы левое движение было объявлено вне
закона, а на выпуск и продажу книг, имеющих отношение к левым организациям,
наложен запрет. Все подозрительные подвергались обыскам и арестам. Меня тоже
арестовали по доносу кого-то из наших заводских "мобилей". Вполне понятно,
что я, в ту пору почти сорокалетний мужчина, с моими взглядами и привычками
мог прийтись не по вкусу работавшим рядом со мной парням, которые были лет
на десять, а то и на двадцать моложе. Случилось это незадолго до конца
войны, и несколько месяцев мне пришлось провести в полицейском участке, в
камере предварительного заключения. Как сейчас помню, что посадили меня за
решетку двенадцатого апреля. Там же я находился и во время страшной майской
бомбежки, о которой упоминалось выше. Должно быть, в тот вечер Хироко,