"Михаил Харитонов. Моргенштерн" - читать интересную книгу автора

Республика Украина, Киев.
От старика воняло - гнилым ртом, немытым телом, лекарствами, и ещё
чем-то противным, как оно бывает у зажившегося старичья. Герман надеялся,
что скоро придышится, и его перестанет подташнивать.
- Аркадий Яковлевич, вам не душно? - попробовал он всё же закинуть
удочку.
- Форточку открыть? Форточку мне нельзя, - проскрипел старик. -
Простужусь, помру. А у меня ещё есть дела. Грехи замаливать, - старик сухо,
неприятно засмеялся, брызнув слюнькой. Розовая нижняя челюсть задрожала.
Герман постарался отвести глаза: непристойный голый подбородок с
несколькими седыми волосёнками выглядел как-то особенно гадко.
Аркадий Яковлевич Шапиро с кряхтением приподнялся и сел в кровати,
кое-как пристроив спину на продавленной жёлтой подушке.
- Что, Гера, стариков не любишь, - вдруг сказал он. - И правильно.
Старость - страшная вещь. Но для души - полезно. Это надо потрохами
почувствовать, что прах ты еси... - старик выдержал паузу - и в прах
обратишься. Вот так. Сам-то как в плане здоровья?
- Как обычно. Сердце, как всегда, но это врождённое... а так вроде
живой, - вежливо ответил Герман.
Крошечная комнатка, где доживало свой немалый век угасающее светило
советской астрофизики, напоминало внутренности обувной коробки: со всех
сторон давила теснота от ненужных посторонних предметов. Рядом с узенькой
девичьей кроватью лежали какие-то ящики. В углу возвышалась капельница,
похожая на никелированную вешалку. На подоконнике громоздились горшки с
кактусами, подпирающие друг друга оббитыми рыжими боками. Аркадий
Яковлевич, продав огромную профессорскую квартиру на Крещатике, оставил там
библиотеку, а вот кактусы зачем-то забрал...
Окно было наглухо закрыто чёрной тряпкой. В одном месте, впрочем, всё
же нашлась предательская щель. Остренький лучик раннего утреннего солнышка
бил от здания Оперы, протыкал спёртый воздух с пылинками, и падал на
облупившийся дверной косяк.
В красном углу поблёскивала сусальным золотом икона Богоматери.
- Вот мы и говорим про старость, - Герман попытался повернуть разговор
в прежнее русло. - Русские постарели...
- Не-ет, Гера, это с русскими не старость. Это грехи в гроб тянут.
Тяжёлые, неискупаемые, - старик отчётливо пукнул под одеялом. - Бог
возлюбил Россию, дал ей Святое Православие. Мы его дар отвергли. У нас был
Царь. Мы его убили. Помазанника Божьего убили! Потом стали убивать друг
друга. А знаете, почему? У меня есть гипотеза, - Аркадий Яковлевич
оживился, - почему столько убивали. Именно потому, что установилось
безбожие. Святые иконы топором ведь рубили, в печку бросали, зачем? Чтобы
над Богом поругаться, или хоть над образом его... А ведь человек - он тоже,
некоторым образом, образ Божий, живая икона. И вот потому-то безбожника так
тянет убить ближнего. Это как икону в печь, понимаете? Поругаться над
образом Божьим, явленном в ближнем своём. И потому... не перебивай! -
рявкнул он, видя, что Герман пытается что-то сказать. - Вот ты думаешь,
небось, что я не хочу вам помочь, не хочу спасти Россию. Потому что еврей,
да? А я ведь как христианин говорю: отступитесь. Помнишь, у Волошина, стихи
эти страшные - "чтоб искупить смиренно и глубоко Иудин грех до Страшного