"Михаил Харитонов. Моя дорогая" - читать интересную книгу автора

обедали. Я не ела вместе с ними: пока они были заняты едой, я могла
заниматься своей писькой относительно спокойно. В школе я чуть было не
стала отличницей, но вовремя сообразила, что взрослые могут войти во вкус,
и отдать меня в какой-нибудь балетный кружок или в спортсекцию: именно так
поступали все родители, чьи дети хорошо учились, а мне нужно было много
времени, чтобы заниматься своей писькой. Поэтому я аккуратно приносила
домой троечки, как только замечала в мамином взгляде характерную
задумчивость - ее безошибочно узнает всякий умный ребенок, которого
собираются куда-нибудь пристроить. Наши школьные пятёрочницы, всякие там
Олечки-Настеньки, куколки-с-бантиками, после уроков бежали на каток или к
фортепьяно, а у меня "были проблемы с учебой". А поскольку у меня на самом
деле не было проблем с учебой (домашние задания я делала в классе) то я
могла часами сидеть дома за какой-нибудь книжкой: левой рукой переворачиваю
страницы, правая между ног. Это был мой любимый способ чтения. Дома я
ходила в пионерских шортах на резинке, у них были грубые швы в середине, а
я носила тоненькие белые трусики, и швы восхитительно терлись о
промежность. Не помню, как я лишила себя девственности: кажется, у меня ее
и не было, во всяком случае, я не помню, чтобы мне там что-нибудь мешало,
вот только коротенькие пальчики не входили глубоко, и я стала использовать
всякие вещи, но все равно собственные руки любила больше всего.
Я никогда не прислушивалась, когда девчонки в женском туалете,
сбившись в кучку и хихикая, щебетали об "этом". Даже не помню, как и от
кого я всё узнала. И меня это совершенно не заинтриговало. Секс казался мне
чем-то излишне сложным и к тому же опасным. Я не могла представить себе,
как я доверю свою драгоценную письку какому-нибудь парню, да и откуда ему
знать, как с ней обращаться - я-то занималась ей всю жизнь, и то не всегда
хорошо понимала, что ей нужно. К тому же ему захочется, чтобы я занималась
еще и его, этим, как его, мужским хозяйством, а мне это было неинтересно.
Иногда я все же чувствовала неясную потребность, чтобы меня потрогали чужие
руки. Однажды я дала себя пощупать одной глупой девке, которой было
любопытно, "как это устроено". Она возилась у меня в паху вяло и
бестолково, но я была достаточно возбуждена, чтобы кончить, - после чего
эта дура долго и брезгливо вытирала руки о форму. Меня это взбесило, и я
решила больше не связываться. В следующий раз желание у меня вызвал
подружкин котёнок, который так нежно лизал мою руку, что я невольно
задумалась о том, что письке это было бы приятно. Но письке эта идея не
понравилась. У неё тогда вообще было капризное настроение.
Я иногда думаю, что было бы, если бы она заговорила со мой позднее,
лет в пятнадцать-шестнадцать. Так-то я с раннего детства привыкла к этому,
как к чему-то само собой понятному, и только потом позже писька мне
рассказала, что у других людей всё по-другому.
Голос письки у меня раздаётся не в голове, а чувствуется где-то внизу
живота. Очень смешное ощущение. Это ведь даже и не голос, а такое странное
тягучее чувство - однако всё понятно. Даже когда она ругается. Или молчит
со значением.
Писька родилась позже меня, но росла и умнела куда быстрее. Помню,
когда я училась в третьем классе, она уже вовсю болтала со мной о разных
вещах. Конечно, взгляд на мир у неё был очень узкий, но в чём-то более
правильный, чем у меня. Хорошо всё-таки, что она вообще стала общаться со
мной - то есть с глоткой.