"Михаил Харитонов. Корм" - читать интересную книгу автора

МИХАИЛ ХАРИТОНОВ

КОРМ

(Зеркало рассказа Огонь)

Посвящается Песаху Амнуэлю


Польша, 1943.

Дверь захлопнулась, лязгнули засовы.
Загорелся неяркий свет. Тощие, измождённые люди стояли босиком на
бетонном полу, вплотную друг к другу. Все были голыми: одежду у них
отобрали. Никто не разговаривал. Негромко поскуливала женщина с разорванной
мочкой уха: охранник польстился на бирюзовые серёжки. Седой старик сидел на
полу, закрыв лицо руками, и тихо молился, мешая жаргон и французский.
Скрипнула другая дверь, и в помещение вошёл невысокий человек в чёрном
мундире и чёрных очках. Он нёс с собой какой-то небольшой цилиндрический
предмет, тщательно обёрнутый в плотную ткань.
Человек встал так, чтобы его было видно. Поднял руку. Блеснул золотой
шеврон.
- Achtung! - крикнул он и театральным жестом поднял покрывало.
Через несколько секунд раздался стук падающих тел. Последним упал
старик.
- Шма Исраэль, - сказал человек в мундире и грустно улыбнулся.
Взвилось и запахнулось покрывало, надёжно укутывая непонятную вещь.
Он ещё раз осмотрел помещение, повернулся и вышел.
На улице моросило.
Человек в мундире направился к соседнему зданию, увенчанному длинной
трубой. Над ней поднималась шапка искрящегося красного пламени, мерно
вспыхивающего и угасающего - казалось, что огонь дышит. От высоковольтных
проводов, уходящими под крышу здания, шёл пар.
"Надо бы поставить пламягасители" - в который раз подумал человек в
мундире и ускорил шаги.


Боливия, 2004.

"Не видать мне отражения вершины Игерота в водах залива Пласидо, не
бывать мне в Западном Государстве, не разгадывать письмена Боливара в той
библиотеке, которую я пытаюсь представить себе отсюда, из Буэнос-Айреса, и
которая, несомненно..." - Иосиф Цойфман механически повторял про себя
начало борхесовского "Гуаякиля", некогда переведённого им на иврит. В то
время он всё ещё считал себя литератором. Впоследствии он избавился от этой
иллюзии, равно как и от некоторых других. Однако привычка заполнять
внутреннюю пустоту звоном испанской речи осталась с ним навсегда.
Он стоял посреди городской площади, пыльной и пустой. Перед ним
возвышался аляповатый, как и всё в этой стране, конный монумент какому-то
местночтимому герою - какому-нибудь Хуану Паредесу или Педро Хуаресу, в