"Брет Гарт. Монте-Флетская пастораль (Авт.сб. "Трое бродяг из Тринидада") (Детск.)" - читать интересную книгу автора

- Да, - упрямо ответил все тот же человек.
- Может быть, вы и фотографию ее видели? - На этот раз голос Эбнера
Дина прозвучал более уверенно.
Упрямец с беспомощным видом огляделся по сторонам, ища поддержки.
Двое-трое соседей, только что поощрявшие его взглядами, теперь без
зазрения совести стали равнодушно смотреть в другую сторону. Генри Йорк
слегка покраснел и потупил свои карие глаза. Человек, говоривший "да",
замялся, а потом с деланной улыбкой, которая должна была показать всем,
что ему отлично известна цель этого допроса и он сам, будучи в прекрасном
настроении, тоже решил пошутить, снова сказал "да".
- Послал домой... дайте-ка вспомнить... десять тысяч долларов. Так
ведь, кажется? - продолжал Эбнер Дин.
- Да, - упорствовал тот с прежней улыбкой.
- Все правильно, - спокойно заключил Эбнер. - Но дело-то в том, что он
и не думал ездить домой, и духу его там не было.
Все уставились на Эбнера с неподдельным удивлением и любопытством, а он
продолжал свой рассказ нарочито спокойно и лениво:
- Так вот, слушайте. Я повстречал во Фриско одного человека, который
все эти три года прожил вместе с Планкетом в Соноре. Ваш старик разводил
там то ли овец, то ли рогатый скот, то ли спекулировал, причем без единого
цента в кармане. А отсюда следует, что этот ваш Планкет с сорок девятого
года ни шагу не сделал на восток от Скалистых гор.
Взрыв смеха, на который Эбнер Дин был вправе рассчитывать,
действительно раздался, но в этом смехе слышались презрительные, злые
нотки. Слушатели негодовали. Впервые они почувствовали, что надо знать
меру и в шутках. Надувательство, которое тянулось полгода и набрасывало
тень на прозорливость обитателей Монте-Флета, заслуживало сурового
наказания. Планкету, конечно, никто не верил, но мысль о том, что в
соседних поселках могли поверить, будто они поверили ему, наполняла их
сердца горечью и злобой. Адвокат посоветовал притянуть Планкета к суду за
вымогательство; врач, оказывается, давно уже замечал у старика признаки
затемнения рассудка и теперь заявил, что не мешало бы посадить его в
сумасшедший дом. Четверо видных коммерсантов потребовали в интересах
местной торговли принять по отношению к обманщику решительные меры. В
самый разгар этих горячих и сердитых споров дверь медленно отворилась, и в
бар, пошатываясь, вошел старик Планкет.
За последние полгода он сильно изменился. Волосы у него стали какие-то
желтовато-пыльные, точно трава на склонах Хэвитри-Хилла, лицо покрывала
восковая бледность, под глазами появились лиловые мешки; грязная,
потрепанная куртка носила спереди следы завтраков, наскоро поглощаемых
прямо у стойки, а сзади была покрыта пухом и волосами, свидетельствуя о
многих ночах, проведенных ее обладателем как придется и где придется.
Подчиняясь странному закону, который гласит, что чем грязнее и неопрятнее
у человека одежда, тем труднее ему расстаться с ней даже на ту часть
суток, когда она меньше всего бывает нужна, платье старика Планкета
постепенно превратилось в нечто похожее на кору или нарост, в
возникновении которых его, собственно, нельзя было полностью обвинить.
И все-таки, войдя в комнату, он, видимо, решил отдать дань существующим
требованиям чистоплотности и благообразия: застегнул куртку, чтобы
прикрыть грязную рубашку, и неловким движением, точно у него были когти, а