"Брет Гарт. Счастье Ревущего Стана (Авт.сб. "Трое бродяг из Тринидада") (Детск.)" - читать интересную книгу автора

понадобилось поддержать честь прочей обстановки. Посетители, заходившие к
Стампи справляться, "как идут дела у Счастья", относились к этим переменам
одобрительно, а конкурирующее заведение, "Бакалея Татла", раскачалось и в
целях самозащиты обзавелось ковром и зеркалами. Отражения, появлявшиеся в
этих зеркалах, привили Ревущему Стану более строгие понятия о
чистоплотности, тем паче что Стампи подвергал чему-то вроде карантина
всех, кто домогался чести и привилегии подержать Счастье на руках. Лишение
этой привилегии глубоко уязвило Кентукки, хотя оно было вызвано
соображениями весьма разумного порядка, ибо он, со свойственной широким
натурам небрежностью и в силу бродяжнических привычек, смотрел на одежду
как на вторую кожу, которая, точно у змеи, должна истлеть, прежде чем
человек от нее избавится. Но влияние всех этих новшеств, хоть и
неуловимое, было так сильно, что впоследствии Кентукки каждый день
появлялся в чистой рубашке и с лицом, лоснящимся от омовений. Не
пренебрегали и моралью и другими законами общежития. Томми, вся жизнь
которого, по общему мнению, протекала в непрестанных попытках отойти ко
сну, должен был наслаждаться тишиной. Крики и вопли, вследствие коих
поселок получил свое злосчастное прозвище, вблизи хижины запрещались. Люди
говорили шепотом или с важностью индейцев покуривали трубки. По
молчаливому соглашению, ругань была изгнана из этих священных пределов, а
такие выражения, как, например, "тут счастья днем с огнем не сыщешь" или
"нет и нет счастья, пропади оно пропадом", совсем перестали употребляться
в поселке, ибо в них теперь слышался намек на определенную личность.
Вокальная музыка не возбранялась, поскольку ей приписывали смягчающее и
успокаивающее действие, а одна песенка, которую исполнял английский моряк
по кличке Джек Матрос, каторжник из австралийских колоний ее величества,
пользовалась особенной популярностью в качестве колыбельной. Это была
мрачная, в унылом миноре, повесть о семидесятичетырехпушечном корабле
"Аретуза". Каждый куплет ее заканчивался протяжным, замирающим припевом:
"На борту-у-у Арету-у-зы". Надо было видеть это зрелище, когда Джек держал
Счастье на руках, и, покачиваясь из стороны в сторону, будто в такт
движению корабля, напевал свою матросскую песенку! То ли от мерного
покачивания Джека, то ли от длины песни - в ней было девяносто куплетов,
которые певец добросовестно доводил до грустного конца, - но колыбельная
всегда производила желательное действие. Упиваясь этими песнопениями в
мягких летних сумерках, обитатели поселка обычно лежали, растянувшись во
весь рост, под деревьями и покуривали трубки. Неясное ощущение
идиллического блаженства реяло над Ревущим Станом.
- Прямо как в раю, - говорил Англичанин Симмонс, задумчиво подпирая
голову рукой. Это напоминало ему Гринвич.
В длинные летние дни Томми-Счастье уносили к ущелью, где Ревущий Стан
пополнял свои золотые запасы. Там он лежал на одеяле, постланном поверх
сосновых веток, а внизу, в канавах, шла работа. Потом кое-кто стал делать
неловкие попытки убрать это уединенное местечко цветами и душистыми
травами - Томми приносили азалии, дикую жимолость, тигровые лилии. Жителям
поселка вдруг открылась красота и ценность этих пустяков, которые они
столько лет равнодушно попирали ногами. Пластинка блестящей слюды, кусочки
разноцветного кварца, яркий камешек со дна реки обрели прелесть для
прояснившихся, тверже смотревших глаз и приберегались в подарок Счастью.
Просто чудо, сколько сокровищ давали леса и горные склоны - сокровищ,