"Гарри Гаррисон. Да здраствует трансатлантический тунель! Ура! [АИ]" - читать интересную книгу автора

зачесаны назад и мягко сколоты золотой заколкой; поистине, она была
удивительно красивой, и недаром ее так любили выискивать на балах
репортеры. Губы ее были пухлыми и ярко-алыми от природы; другим девушкам
пришлось бы немало поработать с косметикой, чтобы выглядеть так. Как
всегда, увидев ее, он растерял слова; счастье переполняло его от одного
лишь ее присутствия. Но, должно быть, она почувствовала прикосновение его
взгляда, ибо подняла глаза, и мгновенное изумление на ее лице сменилось
улыбкой столь сердечной, что Вашингтон окончательно онемел.
- Гас, как вы, очутились здесь? Вот приятный сюрприз!
Он лишь улыбнулся в ответ, неспособный на что-либо более осмысленное.
- Знакомы вы с Джойс Бодмэн? Думаю, впрочем, что нет; она только что
вернулась с Дальнего Востока. Джойс, это мой жених, капитан Огастин
Вашингтон.
Он слегка тронул предложенную ему руку, чуть поклонился, равнодушно
отметив привлекательность женщины, - и только.
- Очень приятно. Айрис, я терпеть не могу вторгаться столь
бесцеремонно, но я только что из Корнуолла и утром возвращаюсь туда. Можно
мне переговорить с тобой сейчас же?
Другие слова были готовы сорваться с ее губ, но, должно быть, она
ощутила нечто необычное в его поведении - или в голосе, поскольку успела
их удержать; и в том, как она сделал это, проглянула твердая решимость,
редкая для девушки, которой едва исполнилось двадцать.
- Конечно, Обморок Клотильды, по-видимому, прервал доклад, а, если
доктор заговорит опять, Джойс мне все расскажет завтра. Не так ли, дорогая
Джойс?
Дорогая Джойс вряд, ли могла ответить хоть что-нибудь, потому что
Айрис, желая, видимо, упредить любое ее высказывание, продолжала без
малейшей паузы:
- Это очень любезно с твоей стороны. Когда придет машина, скажи, что
я уехала домой кебом.
Затем она оперлась на его руку, и они пошли по проходу прочь от
сцены. Пока швейцар подзывал кеб, Вашингтон явно почувствовал, что к делу
нужно приступать немедленно.
- Прежде чем мы поедем, я должен сказать вам - ваш отец и я разошлись
во мнениях.
- Пустяки. Я все время в таком положении. Бедный папочка определенно
самый неуступчивый человек на свете.
- Боюсь, это не пустяки. Он отказал Мне от дома и - это еще труднее
выговорить - не хочет, чтобы мы с вами виделись когда-либо впредь.
Она задумчиво умолкла, и счастливая улыбка медленно сошла с ее лица.
Но держала его под руку она так же плотно, как минуту назад, - и потому,
если это вообще возможно, он любил ее еще больше.
- Нам нужно поговорить. Вы должны рассказать мне обо всем, что
случилось. Мы поедем - сейчас соображу - в паддингтонский "Грейт-Вестерн
отель" и посидим там в комнате отдыха. Это по дороге домой, и я помню, что
вам понравился там чай с пирожными.
В уютной замкнутости кеба, пересекавшего дождливую тьму Гайд-парка,
он рассказал ей все, что случилось. Рассказал все, опустив лишь не
относящиеся к делу детали конфиденциальной беседы с Корнуоллисом,
объяснил, по каким причинам было сделано назначение и почему оно столь