"Роберт Харрис. Империй ("Цицерон" #1)" - читать интересную книгу автора

Сицилия. Официально он занимал скромную должность квестора, младшего из
магистратов. Поскольку женам не дозволялось сопровождать мужей в длительных
служебных поездках, Теренция - я уверен, к величайшему облегчению Цицерона -
была вынуждена остаться дома.
Однако меня он взял с собой, поскольку к тому времени я превратился в
некое продолжение Цицерона, и он использовал меня, не задумываясь, как
дополнительную руку или ногу. Отчасти я стал незаменим потому, что, начав с
малого, разработал метод записывать его слова так же быстро, как он
произносил их. Отдельные значки, обозначающие те или иные слова или
словосочетания, со временем заполнили собой целую книгу, в которой их
насчитывалось около четырех тысяч. Я, например, заметил, что Цицерон любит
повторять некоторые фразы, и научился обозначать их всего несколькими
линиями или даже точками, на практике доказав тем самым, что политики
повторяют одно и то же по многу раз. Он диктовал мне, когда сидел в ванне,
качающейся повозке, возлежал за столом, прогуливался за чертой города. Он
никогда не испытывал недостатка в словах, а я - в значках для того, чтобы
записать их и сохранить для вечности. Мы были словно созданы друг для друга.
Однако вернемся к Сицилии. Не пугайся, читатель, я не стану подробно
описывать нашу работу в этой провинции. Как и любая другая политическая
деятельность, она была отчаянно скучной еще в те времена и уж тем более не
заслуживает того, чтобы я стал разглагольствовать о ней по прошествии шести
десятилетий. А вот что действительно важно и заслуживает упоминания, так это
наше возвращение домой. Цицерон намеренно перенес его с марта на апрель,
чтобы проехать через Путеолы во время сенатских каникул, когда весь цвет
римской политической элиты будет находиться на побережье Неаполитанского
залива и наслаждаться, купаясь в минеральных источниках. Мне было приказано
нанять самую лучшую двенадцативесельную лодку, чтобы мой хозяин мог
торжественно появиться на ней в заливе, впервые облачившись в тогу сенатора
Римской республики - белоснежную, с пурпурными полосами.
Поскольку мой хозяин убедил себя в том, что на Сицилии он добился
грандиозного успеха, он надеялся, вернувшись в Рим, оказаться в центре
всеобщего внимания. На сотнях тесных рыночных площадей, под тысячами
сицилийских платанов, увешанных осиными гнездами, Цицерон насаждал римские
законы - справедливо и с достоинством. Он купил значительное количества
хлеба, чтобы накормить избирателей в столице, и распределил его по
смехотворно низкой цене. Его речи на правительственных церемониях являли
собой образцы тактичности. Он даже делал вид, что ему интересно беседовать с
местными жителями. Иными словами, Цицерон был уверен, что блестяще справился
с порученным ему делом, и бахвалился о своих успехах в многочисленных
отчетах, которые направлял в Сенат. Должен признаться, иногда я на свой
страх и риск сбавлял пафос этих посланий, прежде чем вручить их
правительственному гонцу, и намекал хозяину на то, что Сицилия, возможно,
все-таки не является пупом земли, но он оставался глух к этим замечаниям.
Я словно наяву вижу наше возвращение в Италию: он стоит на носу челна
и, щурясь, глядит на приближающуюся гавань Путеол. Чего он ожидал?
Торжественной встречи с музыкой? Высокопоставленной делегации, которая
возложит на его голову лавровый венок? На пристани действительно собралась
толпа, но вовсе не в связи с прибытием Цицерона. Гортензий, положивший глаз
на консульский пост, устраивал торжества на двух нарядных галерах, и гости
на берегу ждали, когда их туда переправят.