"Даниил Хармс. Старуха " - читать интересную книгу автора

А Сакердон Михайлович сидит молча, и я вижу, что это не настоящий
Сакердон Михайлович, а глиняный.
Тут я просыпаюсь и сразу же понимаю, что лежу у себя в комнате на
кушетке, а у окна, в кресле, сидит мёртвая старуха.
Я быстро поворачиваю к ней голову. Старухи в кресле нет. Я смотрю на
пустое кресло, и дикая радость наполняет меня. Значит, это всё был сон. Но
только где же он начался? Входила ли старуха вчера в мою комнату? Может
быть, это тоже был сон? Я вернулся вчера домой, потому что забыл выключить
электрическую печку. Но, может быть, и это был сон? Во всяком случае, как
хорошо, что у меня в комнате нет мёртвой старухи и, значит, не надо идти к
управдому и возиться с покойником!
Однако сколько же времени я спал? Я посмотрел на часы: половина
десятого, должно быть, утра.
Господи! Чего только не приснится во сне!
Я спустил ноги с кушетки, собираясь встать, и вдруг увидел мёртвую
старуху, лежащую на полу за столом, возле кресла. Она лежала лицом вверх, и
вставная челюсть, выскочив изо рта, впилась одним зубом старухе в ноздрю.
Руки подвернулись под туловище и их не было видно, а из-под задравшейся юбки
торчали костлявые ноги в белых, грязных шерстяных чулках.
- Сволочь! - крикнул я и, подбежав к старухе, ударил её сапогом по
подбородку.
Вставная челюсть отлетела в угол. Я хотел ударить старуху ещё раз, но
побоялся, чтобы на теле не остались знаки, а то ещё потом решат,что это я
убил её.
Я отошёл от старухи, сел на кушетку и закурил трубку. Так прошло минут
двадцать. Теперь мне стало ясно, что всё равно дело передадут в уголовный
розыск и следственная бестолочь обвинит меня в убийстве. Положение выходит
серьезное, а тут ещё этот удар сапогом.
Я подошёл опять к старухе, наклонился и стал рассматривать её лицо. На
подбородке было маленькое тёмное пятнышко. Нет, придраться нельзя. Мало ли
что? Может быть, старуха ещё при жизни стукнулась обо что-нибудь? Я немного
успокаиваюсь и начинаю ходить по комнате, куря трубку и обдумывая своё
положение.
Я хожу по комнате и начинаю чувствовать голод, всё сильнее и сильнее.
От голода я начинаю даже дрожать. Я ещё раз шарю в шкапике, где хранится у
меня провизия, но ничего не нахожу, кроме куска сахара.
Я вынимаю свой бумажник и считаю деньги. Одиннадцать рублей. Значит, я
могу купить себе ветчины и хлеб и ещё останется на табак.
Я поправляю сбившийся за ночь галстук, беру часы, надеваю куртку,
тщательно запираю дверь своей комнаты, кладу ключ к себе в карман и выхожу
на улицу. Надо раньше всего поесть, тогда мысли будут яснее и тогда я
предприму что-нибудь с этой падалью.
По дороге в магазин ещё приходит в голову: не зайти ли мне к Сакердону
Михайловичу и не рассказать ли ему всё, может быть, вместе мы скорее
придумаем, что делать. Но я тут же отклоняю эту мысль, потому что некоторые
вещи надо делать одному, без свидетелей.
В магазине не было ветчинной колбасы, и я купил себе полкило сарделек.
Табака тоже не было. Из магазина я пошёл в булочную.
В булочной было много народу, и к кассе стояла длинная очередь. Я сразу
нахмурился, но всё-таки в очередь встал. Очередь продвигалась очень