"Петер Хандке. Детская история (Тетралогия-3)" - читать интересную книгу автора

себя позднее основное правило: "Главное, чтобы кто-нибудь из вас был рядом".
В эти недели растерянности невозможно было себе помыслить никакого
будущего, но и желания вернуться в прошлое тоже не было. Постепенно пришло
осознание, что все произошедшее - необратимо, и потому мужчина проводил
время с ребенком не так, как прежде, когда казалось, будто это временный
период. Он по-прежнему вел счет времени, но только теперь исчислял его
по-новому, не допуская даже мысли о том, чтобы позвонить кому-нибудь
постороннему и попросить о помощи. Ибо не подлежало никакому сомнению:
теперь требовался только он, причем лично, собственной персоной, что
означало невозможность, как обычно, просто создавать видимость участия в
общем деле и при этом пребывать в безмятежной самопогруженности, как "перед
войной" (так почему-то подумалось ему однажды). Да, ход внутренних
событий, - свободное течение снов наяву, - был окончательно и бесповоротно
нарушен: нарушен наступлением того самого крайнего случая, который он
прежде, в условиях ленивого мира, воспринимал порою как стимул начать
наконец, с полным присутствием духа, разумную, трезвую, подобающую жизнь. И
пусть этот крайний случай был неприметным и ничтожным, общий посыл
сохранялся: взрослый не намерен был покорно мириться с создавшимся
положением, он хотел добиться согласия с ним. И его новое времяисчисление,
не предполагающее наличия конца, было скромным символом пусть небольшой, но
все-таки победы; новый способ исчисления служил ему порой хорошим
подспорьем, помогая жить дальше: "Считать и жить".
Это была идея, которую можно было к тому же легко реализовывать: от
него не требовалось ничего сверхчеловеческого, нужно было только оставить
свои привычки. Но в повседневной жизни он часто не справлялся с этим. Только
теперь проявилось, что он, который, как никто другой, считал себя выше
всякой закоснелости, был подвластен ей не меньше, чем все остальные: как и
остальные он весь состоял из одних сплошных привычек - и только они вносили
некоторую упорядоченность в течение жизни. Лишенный личных ритуалов (которые
теперь, на расстоянии, представлялись ему необыкновенно прекрасными), он,
оказавшись к тому же без работы, все сильнее воспринимал повседневность,
состоящую почти исключительно из детских шумов, детских вещей и подчиненную
детскому ритму, - как злую участь, как собственную бессмысленную гибель. Все
вещи ополчились, ощетинились и стали нереальными, подобно смертоносному
оружию, - никаких зазоров, никакого воздуха, как в соответствующих зарядных
каморах, а в голове сосланного туда сумятица, застилающая взгляд и
превращающая все вокруг во враждебный хаос. Лишь много позже он научился не
только мириться с этой детской ерундой, но и распознавать в беспорядке
порядок, каким бы ни казалось ему все тут бессмысленным и даже недостойно
рассредоточенным, более того, он научился чувствовать себя во всем этом,
подобно ребенку, как дома (нужно было только улучить свободное мгновение и
направить решительный взгляд, чтобы даже в самом жутком бедламе обнаружить
гармоничный узор). Но поначалу он был одержим неукротимой манией порядка,
каковой он насаждал с дикой яростью, что походило, скорее, на пустое
размахивание кулаками, от которого он сам чувствовал себя непроходимым
глупцом и, поскольку никого другого под рукою не было, обвинял в этом по
глупости ребенка.
По прошествии времени ограниченный пределами дома узник, не имевший там
ни минуты покоя, утратил под конец всякое чувство цвета и формы, равно как и
ощущение расстояния по отношению к предметам, которые он перестал различать,