"Кнут Гамсун. Местечко Сегельфосс " - читать интересную книгу авторасубъект, этот старый почтенный человек в парике, отец пастора Лассена? -
спросил он вдруг и в заключение заявил, что не желает никаких чинных и скучных людей. - Мы можем обойтись и без них, нас трое: вы, машинист и я, а если к нам придут потанцевать несколько барышень, то мы выедем с ними на фиорд. Пары у нас разведены. Но тут выяснилось, что Теодор не из таковских, то есть малый он хоть куда, не дурак и покутить, прихвастнул он, но он почти что помолвлен. Это чудесно, и они выпили по этому случаю. А разве нельзя пригласить и его даму? Нет, Теодор грустно улыбнулся, - об этом не может быть и речи, они слишком высокого полета. Да, впрочем, ему на ней никогда не жениться. Ну, и конечно, последний стаканчик выдал молодого Теодора, - он не был пьяницей, и в голове у него скоро затуманилось, он впал в элегическое настроение. В будничном сердце его был маленький уголок, куда не проникала никогда торговля и никакая земная суета, - это была заповедная роща с грезами, коленопреклонениями и жертвоприношениями. А у того не было ни черта, у господина Дидрексона не было никакой рощи, он обыкновенно просто уезжал, - хвастался он. Он притворился, будто сердится на молодого Теодора и боится, что тот испортит ему вечер: как будто набережная не кишит девицами? Он начал утешать молодого парня и заговорил с ним так, как говорил со своими клиентами, когда хотел их подбодрить: - Вы говорите, вам на ней никогда не жениться? Такой-то человек, как вы, богатейший коммерсант! Я за всю поездку не продал на большую сумму ни одному частному лицу. Она, наверное, одумается. Элегия усиливается. Она слишком высокого полета. И потом она так - Ну, в таком случае вам надо просто ее бросить. - Да, - сказал Теодор, - больше ничего не остается. - Хорошо, значит ничто не мешает нам пригласить на пароход двух барышень. Нет, Теодор не соглашался. Это значило насмеяться над самим собой. Он постоянен и тверд, никто не может обвести этого молодого парня вокруг пальца. В нем живо, должно быть, юношеское обожание, в нем еще живы две души. Браво! - Тогда давайте своего телеграфиста, - сказал господин Дидрексон. Потом позвонил повара и заказал большой ужин. Ох, как молодой Дидрексон старался быть мужчиной! Он, словно, не мог жить без пьянства, кутежей и женщин, - вот до чего он был опытен. Он достал записную книжку и показал карточки шансонетных певичек; на одной была нежная надпись, но, может быть, он сам написал ее, - чего не придумает безумная юность! Но он импонировал провинциальному Теодору из Буа, - оба были молоды. Когда настал вечер, народу на набережной прибавилось, - подошли люди, покончившие свою дневную работу, подошли рабочие с мельницы и обитатели дальних домов. Вот стоит в сторонке какой-то человек и курит; Теодор манит его, чтоб он поднялся на пароход, но человек продолжает курить, не обращая внимания на приглашение. - Это телеграфист Борсен, - сказал Теодор, - должно быть, он уже пьян. - Позовите его сюда, - сказал господин Дидрексон. Теодор опять помахал рукой, - нет, Борсен не обратил внимания. Вдруг господин Дидрексон сбегает на берег, снимает шляпу, представляется и приглашает начальника телеграфа. |
|
|