"Кнут Гамсун. Местечко Сегельфосс " - читать интересную книгу автора

субъект, этот старый почтенный человек в парике, отец пастора Лассена? -
спросил он вдруг и в заключение заявил, что не желает никаких чинных и
скучных людей.
- Мы можем обойтись и без них, нас трое: вы, машинист и я, а если к нам
придут потанцевать несколько барышень, то мы выедем с ними на фиорд. Пары у
нас разведены.
Но тут выяснилось, что Теодор не из таковских, то есть малый он хоть
куда, не дурак и покутить, прихвастнул он, но он почти что помолвлен. Это
чудесно, и они выпили по этому случаю. А разве нельзя пригласить и его даму?
Нет, Теодор грустно улыбнулся, - об этом не может быть и речи, они слишком
высокого полета. Да, впрочем, ему на ней никогда не жениться.
Ну, и конечно, последний стаканчик выдал молодого Теодора, - он не был
пьяницей, и в голове у него скоро затуманилось, он впал в элегическое
настроение. В будничном сердце его был маленький уголок, куда не проникала
никогда торговля и никакая земная суета, - это была заповедная роща с
грезами, коленопреклонениями и жертвоприношениями.
А у того не было ни черта, у господина Дидрексона не было никакой рощи,
он обыкновенно просто уезжал, - хвастался он. Он притворился, будто сердится
на молодого Теодора и боится, что тот испортит ему вечер: как будто
набережная не кишит девицами? Он начал утешать молодого парня и заговорил с
ним так, как говорил со своими клиентами, когда хотел их подбодрить:
- Вы говорите, вам на ней никогда не жениться? Такой-то человек, как
вы, богатейший коммерсант! Я за всю поездку не продал на большую сумму ни
одному частному лицу. Она, наверное, одумается.
Элегия усиливается. Она слишком высокого полета. И потом она так
невероятно богата. Нет, она никогда не будет принадлежать ему!
- Ну, в таком случае вам надо просто ее бросить.
- Да, - сказал Теодор, - больше ничего не остается.
- Хорошо, значит ничто не мешает нам пригласить на пароход двух
барышень.
Нет, Теодор не соглашался. Это значило насмеяться над самим собой. Он
постоянен и тверд, никто не может обвести этого молодого парня вокруг
пальца. В нем живо, должно быть, юношеское обожание, в нем еще живы две
души. Браво!
- Тогда давайте своего телеграфиста, - сказал господин Дидрексон. Потом
позвонил повара и заказал большой ужин.
Ох, как молодой Дидрексон старался быть мужчиной! Он, словно, не мог
жить без пьянства, кутежей и женщин, - вот до чего он был опытен. Он достал
записную книжку и показал карточки шансонетных певичек; на одной была нежная
надпись, но, может быть, он сам написал ее, - чего не придумает безумная
юность! Но он импонировал провинциальному Теодору из Буа, - оба были молоды.
Когда настал вечер, народу на набережной прибавилось, - подошли люди,
покончившие свою дневную работу, подошли рабочие с мельницы и обитатели
дальних домов. Вот стоит в сторонке какой-то человек и курит; Теодор манит
его, чтоб он поднялся на пароход, но человек продолжает курить, не обращая
внимания на приглашение.
- Это телеграфист Борсен, - сказал Теодор, - должно быть, он уже пьян.
- Позовите его сюда, - сказал господин Дидрексон. Теодор опять помахал
рукой, - нет, Борсен не обратил внимания. Вдруг господин Дидрексон сбегает
на берег, снимает шляпу, представляется и приглашает начальника телеграфа.