"Кнут Гамсун (Педерсен). Под осенней звездой" - читать интересную книгу автора

IV

В усадьбу пастора мы приходим в субботу. Гринхусен долго раздумывал, но
все же взял меня в подручные, я купил припасы и рабочую одежду, теперь на
мне блуза и высокие сапоги. Я свободен, никто здесь меня не знает, я
выучился ходить широким, твердым шaгoм, а внешность у меня всегда была
вполне рабочая - и лицо и руки. Жить мы будем в усадьбе, а стряпать можно
в пивоварне.
Мы начали копать колодец.
Я хорошо справлялся с работой, и Гринхусен остался мной доволен.
- Увидишь, из тебя выйдет толк, - сказал он.
Через несколько времени к нам подошел пастор, и мы поздоровались. Это был
пожилой, приветливый человек, говорил он негромко и рассудительно; вокруг
глаз у него сеткой разбегались бесчисленные морщинки, оттого, что он
всегда ласково улыбался. Он извинился, что отрывает нас от дела, но куры
без конца залезают в сад, так что придется сперва поправить забор.
Гринхусен согласился заняться этим.
Когда мы взялись чинить поваленный забор, из дома вышла девушка и стала
смотреть, как мы работаем. Мы поклонились ей, и я заметил, что она недурна
собой. Вслед за ней вышел подросток, остановился подле забора и сразу же
засыпал нас вопросами. Оказалось, что они с девушкой брат и сестра. Они
стояли, глядя на нас, и мне так славно было работать с ними рядом.
Наступил вечер. Гринхусен отправился домой, а я остался в усадьбе. Ночевал
я на сеновале.
На другой день было воскресенье. Из скромности я не решился вырядиться в
городское платье, но еще с вечера старательно почистил свою блузу, а когда
наступило теплое воскресное утро, пошел к пасторскому дому. Я перебросился
словечком с работниками, пошутил со служанками; а когда зазвонил церковный
колокол, испросил разрешения воспользоваться молитвенником, и пасторский
сын вынес его мне. У самого рослого из батраков я взял куртку, которая
все-таки оказалась мне тесна, но я кое-как натянул ее на себя, сняв блузу
и фуфайку. А потом я пошел в церковь.
Душевный покой, который я обрел на острове, было легко возмутить; когда
зазвучал орган, я растрогался и едва не заплакал. "Не смей распускаться, у
тебя просто нервы не в порядке", - сказал я себе. Отойдя в дальний угол, я
постарался, как мог, скрыть свое волнение. И был рад, когда служба
кончилась.
Я сварил себе мяса на обед, а потом меня пригласили на кухню пить кофе.
Когда я там сидел, вошла давешняя девушка, я встал, поздоровался, и она
ответила на мой поклон. Она была прекрасна, потому что юность всегда
прекрасна, и у нее были такие красивые руки. Вставая из-за стола, я совсем
забылся и сказал:
- Спасибо вам, прекрасная фрекен, вы были так добры!
Она поглядела на меня с удивлением, нахмурила брови и густо покраснела.
Потом все же справилась с собой и поспешно вышла из кухни. Такая юная,
совсем еще девочка...
А я хорош, нечего сказать!
Проклиная себя, я побрел в лес, подальше от людских глаз. Вот дурак, вот
наглец, не мог придержать язык. Пошлый болтун!