"Кнут Гамсун (Педерсен). Странник играет под сурдинку" - читать интересную книгу автора

имени - я ни разу не слышал.
- А инженера как?
- Этого Лассен, я слышал. При мне он здесь второй раз.
Теперь из дому выходит фру Фалькенберг, она замедляет шаг на верхней
ступеньке и бросает взгляд в сторону флагштока, где стоят те двое. Фигура
у нее такая же стройная и красивая, но лицо увяло - впечатление такое,
будто щеки у нее раньше были наливные, а теперь запали. Она тоже идет к
кустам сирени, я узнаю ее походку, спокойную и плавную, как встарь. Но,
конечно, красота ее за минувшие годы заметно поблекла.
Еще какие-то люди выходят из дому, немолодая дама с шалью на плечах, за
ней два господина.
Батрак рассказывает, что обычно гостей бывает меньше, но позавчера капитан
справлял день рождения, и гости приехали в двух экипажах; на конюшне до
сих пор стоят четыре чужие лошади.
Тех двоих, что у флагштока, зовут теперь настойчивее, и капитан отвечает с
досадой: "Иду, иду!" - но не трогается с места. Он то снимет соринку с
плеча Элисабет, то оглянется по сторонам и возьмет ее за локоток, а сам
что-то ей втолковывает.
Батрак говорит:
- Эти двое всегда найдут о чем поговорить. Она как приедет, оба сразу
отправляются гулять куда-нибудь подальше.
- И фру Фалькенберг не возражает?
- Не слыхал, чтоб возражала.
- А у Элисабет тоже нет детей?
- Отчего же, у нее много детей.
- Как же тогда она может так часто оставлять без призора детей и хозяйство?
- Покуда жива мать Эрика, это дело нетрудное, уезжай, сколько хочешь.
Батрак выходит, и я остаюсь один в людской. Здесь я сидел когда-то и
мастерил механическую пилу. До чего ж я был увлечен своим делом! За стеной
лежал больной Петтер. Разгорячась от усердия, я бегал в амбар всякий раз,
когда мне надо было приколотить что-нибудь. Теперь я и пилу эту вспоминаю,
как книжную выдумку. Так разделываются с нами годы.
Возвращается батрак.
- Если гости к завтрему не разъедутся, я возьму двух гостевых лошадей и
буду на них пахать, - говорит он, занятый исключительно хозяйственными
заботами.
Я выглядываю в окно. Наконец-то двое у флагштока отправились вслед за
остальными.

Чем ближе к вечеру, тем шумней веселье в зарослях сирени. Горничные снуют
с подносами взад и вперед,- на подносах не только вино, но и закуски,
господа затеяли обедать под сенью ветвей. То и дело раздается: "Братец!
Братец!", но всех громче кричит и хохочет сам Братец. Один стул уже рухнул
под его непомерной тяжестью. Братец посылает в людскую, чтоб ему прислали
добротный деревянный стул, который его выдержит. Да, в зарослях сирени не
скучно. Капитан Фалькенберг время от времени показывается во дворе, чтобы
все видели, что он твердо держится на ногах и не упускает из виду
хозяйственные дела.
- За нашего я ручаюсь! - говорит батрак. - Его легко не свалишь. Помнится,
о прошлом годе я вез его, так он пил всю дорогу - и ни в одном глазу.