"Кнут Гамсун (Педерсен). Странник играет под сурдинку" - читать интересную книгу автора

- Уедешь?
- Да, и очень скоро.
Тут ему, должно быть, стало неловко, что он так ухватился за эту мысль,
даже радость не мог скрыть. И он сказал ей:
- Будь лучше славной и веселой кузиной, тогда и уезжать незачем.
- Нет, я уеду.- И она обошла его и спустилась вниз по лестнице.
Он поспешил за ней.
Но тут появился рассыльный, и мы вместе вышли. Последний чемодан был
поменьше остальных, я сказал рассыльному, чтобы он сам его внес, а я, мол,
повредил руку. Я еще пособил ему взвалить чемодан на спину и ушел домой.
Теперь я мог уехать хоть завтра.
В этот же день рассчитали и Гринхусена. Инженер его вызвал и отругал за
то, что он ничего не делает и пьет без просыпу, - такие работники ему не
нужны.
Я подумал: как быстро инженер воспрянул духом! Он ведь совсем молоденький,
ему нужен был утешитель, который бы ему во всем поддакивал; но теперь
некая докучная кузина скоро уберется восвояси, значит, потребность в
утешении отпадает. Или я по старости несправедлив к нему?
Гринхусен был поистине раздавлен. Он-то надеялся провести в городе все
лето, сделаться правой рукой инженера, выполнять всякие поручения, и вот
на тебе. Нет, теперь уже не скажешь, что инженер ему все равно как отец
родной. Гринхусен тяжко переживал свое огорчение. Рассчитываясь с
Гринхусеном, инженер пожелал вычесть из его жалованья обе монеты по две
кроны, которые дал ему раньше, под тем предлогом, что они-де были выданы
именно в счет жалованья, как аванс. Гринхусен сидел внизу, в трактире,
рассказывал про свои обиды и не преминул добавить, что и вообще-то инженер
рассчитался с ним, как сущий жмот.
Тут кто-то расхохотался и спросил:
- Да неужто? И ты так за здорово живешь отдал обе монеты?
- Нет,- отвечал Гринхусен, обе-то он не посмел отобрать, взял одну только.
Хохот усилился, и Гринхусена спросили:
- А которую он у тебя отобрал - первую или вторую? Господи, помереть
можно, до чего смешно!
Но Гринхусен не смеялся, он все глубже и глубже погружался в свою скорбь.
Как теперь быть? Батраки, поди, давно уже все наняты, а он болтается тут
как неприкаянный. Он спросил, куда я собираюсь. Я ему ответил. Тогда он
спросил, не могу ли я замолвить за него словечко перед капитаном
Фалькенбергом насчет лета. А он, пока суд да дело, останется в городе и
будет ждать моего письма.
Но если бросить Гринхусена в городе, он быстро порастрясет свою мошну. Вот
я и решил, что лучше всего сразу взять его с собой. Если и в самом деле
придется красить, лучше работника, чем мой дружок Гринхусен, не сыскать -
я своими глазами видел, как здорово он расписал дом старой Гунхильды на
острове! И здесь он мне подсобит. А потом, глядишь, и другое дело найдется
- мало ли работы в поле, на все лето хватит.
Шестнадцатого июля я снова был в Эвребё! День ото дня я все лучше
запоминаю даты, отчасти потому, что во мне пробудился с возрастом
старческий интерес к датам, отчасти потому, что я человек рабочий и мне
приходится держать в голове сроки и числа. Но покамест старец бережно
хранит в памяти даты, от него ускользают дела куда более важные. Вот и