"Дэшил Хэммет. Несообразность" - читать интересную книгу автора

- Хорошо, мистер Тин, - ответила она голосом удивительно кротким для
человека, привыкшего разговаривать с папой, точно она была членом его
семьи.
- Дорогой папа, - попробовал было возразить я, когда мисс Кинан
удалилась, - я и впрямь думаю...
- Не смей называть меня дорогим папой! И вовсе ты ни о чем не думаешь!
Тот, кто думает, не станет таким...
Бессмысленно повторять здесь папины слова, большей частью совершенно
безрассудные. Даже глубокое чувство сыновней преданности не могло сдержать
возмущения, которое - и я это чувствовал - отразилось на моем лице. Но я
выслушал все молча и, когда он, сделав нажим на последних словах, швырнул
мне письмо из "Жонглера", я удалился к себе.
В письме, которое попало папе на стол из-за небрежности редактора, не
дописавшего после нашего имени "младшему", речь шла о сонете, уже
упомянутом мною, - о сонете под названием "Притворные слезы". Редактор
полагал, что заключительное двустишие - и он приводил его в своем письме -
не соответствует, как он деликатно выразился, моему обычному уровню и
просил это двустишие переделать, поточнее соотнеся с тоном предыдущих
строк, для которых, по его мнению, тон этот был чересчур серьезен:
Нелепее, чем блеск рождественского шара
На мертвой ветке мрачного анчара.
Я вспомнил, вытаскивая словарь рифм из-за тома "Криминальной
психологии" Гросса, где, ради спокойствия в семье, его обычно прятал, что я
сам был не особенно доволен этими двумя строчками, но, как ни бился, ничего
более подходящего найти так и не смог. И вот сейчас, заслышав полуденные
заводские гудки, я вытащил копию сонета, отпечатанного на машинке, и
собрался посвятить спокойствие часа, отведенного на ленч, созданию нового
сравнения, которое выразило бы необходимую несообразность в ином, легком
свете.
И я отдался этой задаче, до такой степени погрузившись в нее, что
когда услышал, как папа зовет "Робин!", да еще с такой силой, что три
разделяющие нас перегородки начали дрожать, то словно очнулся, подозревая,
что зов, донесшийся до меня, был далеко не первым. Мое подозрение
подтвердилось, когда, убрав бумаги и книги, я поспешил к нему в кабинет.
- До того увлекся чириканьем пичужек, что и меня перестал слышать?
Но это была лишь показная грубоватость, глаза его светились радостью,
и я уже почти знал, что он скажет дальше.
- Барнабла ограбили. Дуй туда что есть мочи.
Магазинчик ювелирной компании Барнабла находился в шести кварталах от
нас. Не прошло и пяти минут, как папа отдал свое короткое распоряжение, а
я, воспользовавшись подошедшим трамваем, уже был на месте. Магазинчик
занимал часть нижнего этажа "Булвер Билдинг" с северной стороны
О'Фаррел-стрит между Пауэлл- и Стоктон-стрит. Рядом с магазином, в нижнем
этаже того же здания к востоку, в сторону Стоктон-стрит - "Галантерея" (в
витрине я, между прочим, заметил красивый бледно-лиловый халат),
парикмахерская и табачная лавка, а к западу, в сторону Пауэлл-стрит -
главный вход и вестибюль "Булвер Билдинг", аптека, шляпный салон и
закусочная.
У дверей ювелира я увидел полицейского в мундире. Он занимался тем,
что не давал любопытным - большей частью это были, вероятно, служащие,