"Крис Хамфрис. Узы крови ("Французский палач" #2) " - читать интересную книгу автора

какого-нибудь знака, чтобы опознать ее?
Такнелл хмыкнул.
- Опознать? Его величество, покойный король Генрих, да простит Бог его
грехи, приказал, чтобы не было никакой гробницы, никакого памятника. Он
хотел, чтобы она исчезла из нашей памяти так же быстро, как и из его
собственной. Никакие слезы не должны были омрачать день его свадьбы, которая
состоялась на следующей неделе. - Смотритель даже не пытался скрыть
презрение, прозвучавшее в его голосе. - Но знак все же есть, если знаешь,
куда смотреть.
Он протянул руку и поднял фонарь. Сначала Томас не заметил ничего
необычного, но потом, всмотревшись, он разглядел то, что поначалу принял
просто за царапину. На камне была вырезана роза: в правом верхнем углу, едва
заметная, крошечная, не больше мизинца. Безупречная. Кто-то не пожалел
труда, чтобы высечь ее, чтобы сделать ее прекрасной - но незаметной. В числе
множества слухов до Томаса доносился и такой: несмотря на то что имя ее было
стерто, а память очернена, каждый год девятнадцатого мая в этой часовне на
каменном полу появлялась белая роза. Кто-то не желал забывать - ни ее, ни
годовщину ее смерти.
Томас снова поднял голову, но лицо Такнелла скрывал полумрак. Когда же
он заговорил, то его голос звучал ровно и деловито:
- Начнем?
Зажгли новые фонари. Их повесили на скобы на колоннах и поставили на
отодвинутые в сторону скамьи. Старый аромат ладана, полированного дерева и
сальных свечей сменился запахом горящего масла, а вскоре - и свежей земли.
Отмеченную плиту и четыре ближайших к ней подняли и сложили стопкой. Трое
мужчин принялись выбрасывать из могилы землю с быстротой, которая
демонстрировала их желание поскорее уйти отсюда. Холмик глинистой почвы
быстро рос, гробокопатели - медленно опускались вниз.
- Насколько глубоко им предстоит уйти? - спросил Томас.
Такнелл отошел в темноту, и его ответ донесся глухо, словно издалека:
- Не очень.
Несмотря на больное колено, Томас не мог спокойно сидеть и ждать. Он
прислонился к одной из колонн, глядя вперед и мысленно подгоняя рабочих. Ему
хотелось прыгнуть в расширяющуюся яму и помогать им. Его учили усердно
трудиться, совершать добрые дела и подавать пример. Но он понимал, что будет
только мешать. Его руки не привыкли к лопате. Сейчас его инструментом
служило распятие. Когда-то это был меч.
Раздался скрежет, не похожий на звук лопаты, врезающейся в землю,
послышался треск ломающегося дерева и сразу вслед за тем - торжествующий
крик рабочего, нанесшего первый удар. Но почти тут же в голосе гробокопателя
зазвучал ужас. Трое поспешно выскочили из могилы и шарахнулись в темноту,
крестясь, бормоча молитвы и зажимая ладонями носы и рты.
Томас заставил себя двинуться вперед, выставив фонарь, словно оружие.
Слабый луч света стал расширяться, пока не упал на что-то белое внизу. И в
этот момент до Томаса донеслась вонь - удушающая, с примесью отвратительной
сладости. Казалось, она бешено вырывается из тесной бутылки с испорченным
содержимым, которая перед тем долго была заткнута пробкой. Томас подавил
рвоту, инстинктивно подняв к лицу рукав. Ноги у него окаменели, больное
колено свело.
- Все еще разит?