"Федор Николаевич Халтурин. Говорите любимым о любви (Из лирического блокнота) " - читать интересную книгу автора

похвалил, других пожурил. В общем, поставил задачи.
Те, о ком генерал сказал доброе слово, сидели, краснея от смущения.
Правда, больше почему-то смущались их соседки. Горделиво этак смущались. А
неудачники как-то сразу заскучали, отводя в сторону глаза. Кому же приятно
получать замечания при народе? Да еще от генерала.
Потом выступали командиры лучших взводов. Потом был концерт
самодеятельности. Словом, вечер затягивался.
Все ждали танцев. Особенно девушки. Недаром же готовили они к этому
вечеру самые нарядные платья, подбирали самые модные туфельки.
Наконец грянул оркестр. Тоненько, чуть слышно отозвались ему
хрустальные подвески люстр. И пошли, закружились, завертелись пары, сразу
стало шумно и тесно. Кто-то приказал открыть окна, и в зал хлынула вечерняя
свежесть, напоенная густым, пряным ароматом распустившихся тополиных почек,
весенней прелью далеких полей.
Оркестр играл почти без перерывов. Только менялась музыка. Твист,
чарльстон, летка-енка... И снова - твист, чарльстон летка-енка. Ну и,
конечно, фокстрот.
Офицеры постарше сгрудились вокруг генерала, поближе к буфету. Их жены
с завистью косили глаза на бравых лейтенантов, но ни одному из них и в
голову не приходило пригласить на танец ну хотя бы вон ту чернявую
хохотунью - жену начальника штаба. Экие недогадливые!
Полковник, начальник политотдела, наклонился к генералу, что-то сказал
ему. Тот пожал плечами, усмехнулся, покачал головой. Его жена, полная,
седеющая дама, вмешалась в разговор. Генерал снова пожал плечами, губы его
дрогнули в неприметной, по-домашнему усталой улыбке.
Полковник быстро прошел к оркестру, переговорил с капельмейстером и,
вернувшись к буфету, заговорщически подмигнул жене генерала.
Оркестр смолк. Музыканты долго переворачивали ноты, капельмейстер о
чем-то шептался с кларнетистом... И вот в зале зазвучала мелодия вальса тех,
далеких военных лет, вальса, теперь уже почти забытого, известного молодым
разве только по песне, которую так часто, с такой любовью и чувством
исполняет Клавдия Шульженко:

Синенький скромный платочек...

Пара за парой вошли в круг. После резкого, суматошного ритма твиста
как-то странно было видеть плавные, замедленные движения танцующих. Да и
сами танцоры чувствовали себя не очень уверенно. Не в моде нынче вальс!
Никто, кажется, не заметил, как в круг вошел генерал с женой. Только
оркестр заиграл как будто тише, задумчивее, бережнее как-то. И пары
расступились перед ними, двумя поседевшими людьми. Это их вальс звучал
сейчас в зале, это им, уходя с круга, освобождали место лейтенанты с
подругами. А круг становился все шире и шире, и все плавнее скользили по
паркету будто помолодевшие генерал и его жена, и притихшие вдруг офицеры
откровенно любовались ими, и ближе прильнули девушки к своим любимым.
Словно юность отцов и матерей ожила перед ними, словно из детских снов
пришла она в этот сверкающий зал, заговорила с ними выстраданными ею словами
полузабытой песни о синем платочке.
Вальс звучал, ширился, наполнял сердце щемящей памятью пережитого,
давно ушедшего. И чудился лейтенантам и их подругам исхлестанный дождями