"Олег Хафизов. Киж " - читать интересную книгу автора

хваленая потаскуха.
Олег Константинович вероломно хихикнул.
- Она имеет в виду Глафиру, которую вы только что видели, мою бывшую
супругу, подрабатывающую народной танцовщицей. Но помилуй,
Лизон, за одно преступление не карают дважды, тем более - трижды.
То, что произошло с нами в тот вечер, было всего лишь результатом
нечаянной вспышки и подтверждает слабость человеческой натуры, которая
нуждается в снисхождении. И потом, из-за этого поцелуя я перенес столько
страданий, столько душевных мук... Вспомни эту сцену с неудавшимся
самосожжением и когда я в течение полутора часов,
ПОЛУТОРА ЧАСОВ, зимой простоял на коленях с табличкой ЛЮБОДЕЙ на шее,
возле той самой падающей водокачки, которую вы, верно, проезжали по пути в
наши палестины, - это одна из местных достопримечательностей, которую я
безуспешно пытаюсь взять под охрану цивилизации...
- Довольно! - Из-за перехваченного волнением голоса Елизавета не
выкрикнула, а выдохнула. - Довольно ваших страстишек. Когда после
презентации Христианского психологического центра "Киж" начальник районной
милиции вдруг стал меня целовать и совершенно неожиданно запустил мне руку в
трусики, я едва не потеряла сознания, но не раздвинула ног. Да, я отказала
самому представительному мужчине района. А теперь судите сами, что я
получила взамен!
Разгневанная трактирщица приоткрыла дверь, высунула руку на улицу и
пощелкала пальцами.
- Лиза! - взмолился Финист, предугадывая грядущую сцену, но
Елизавета осадила его одним притопом ладной коротенькой ножки.
- Можно! - Она присела на угол скамьи, закинула ногу за ногу и закурила
длинную коричневую сигаретку.
Тем временем страждущий Финист подавал журналистам отчаянные знаки,
означающие наливание и опрокидывание, и его знаки не остались без внимания.
Прежде чем Глафира снова появилась в помещении трактира, нашими
путешественниками и их знакомцем с кратчайшим перерывом было налито и выпито
дважды.
Глафира осторожно проникла в зал и замерла возле самой двери, хитро
улыбаясь.
- Кто ты есть? - спросила Елизавета Ивановна строго, но спокойно,
покачивая ладной, расплюснутой в ляжке ногой и экономя презрение. -
Чего робеешь, АРТИСТКА?
Видно было, что трактирщица может уничтожить подчиненную одним махом,
одним шевелением брови, но не делает этого ради зрителей, как
профессиональный боксер высокой квалификации, которому подставили новичка.
- Я есть срань позорная, последняя, конченая, - заученно ответила
Глафира, лукаво стреляя глазами в Филина и, видимо, нисколько не
тяготясь самобичеванием, как привычной простенькой ролью. Теперь она не
казалась пьянеющему Филину такой уж некрасивой, старой и больной, наверное,
это был всего лишь сценический образ, а сама Глафира могла бы сделаться и
привлекательной, почти желанной при ее стройной фигуре, бесовски прозрачных
глазах и густой спутанной гриве, если бы отмылась, загримировалась (а
может - разгримировалась) и надела приличное платье. Или это водка
всасывалась в мозг?
- Нет, я не это имею в виду. Я имею в виду: кем ты была до