"Олег Хафизов. Феликс " - читать интересную книгу автора

- Kalaschnikof! Gut! Я имею дома Kalaschnikof. Я имею "Магнум",
"Кольт", "Беретта". Стреляешь "Магнум" - вот такая дыра. Но
Kalaschnikof - the best. Очень надежный. Kalaschnikof и Gorbatchef -
the best. Горбачев - бог. Я люблю Россию.
- Для нас он хуже черта, - возразил Феликс.
- Горбачев разрушил Берлинскую стену, - напомнил Хайнц.
- Мы через нее не перелезали, - ответил Феликс.
"Может, все-таки шпион? - подумалось мне. - Откуда он знает про
Оружейный?"
- Между прочим, Калашникова здесь нет и никогда не было, - сказал
Феликс.

Пиво на вчерашнее действовало скверно. Оно пьянило одну сторону души, а
на другую не действовало. Так что, с одной стороны я разомлел, а с другой
чувствовал себя так же паскудно. Одним словом, если бы меня спросили, как я
себя чувствую, я бы не нашел ответа. Я не хотел есть, не хотел пить, стоять,
сидеть, не хотел даже спать.
Но и бодрствовать я тоже не хотел. Оставалось ждать.
Феликс тоже был зеленоват, но гиперактивен. Прямо по выходе от
Бьорка, на детской площадке, он, к моему вящему ужасу, прыгнул на
турник и трижды сделал подъем переворотом. На машиностроительном заводе я
тащился за ним обвисшим хвостом, а он заполнял какие-то бланки, ставил
штампы, переправлял накладные, наводил справки по телефону, флиртовал с
секретаршей, искал Нину Николаевну, служил лоцманом в закоулках складов
отупевшему от России Хайнцу, руководил грузчиками и даже, скинув пальто, сам
грузил неподъемные ящики с хэви-металлом.
Операция шла медленно, но подозрительно гладко. Понятно, что наши
бумаги были оформлены не совсем верно и на месте их приходилось
совершенствовать, а то и переделывать заново. Понятно, что кладовщицы не
оказалось на месте и ее пришлось искать по всему заводу, а затем ждать сорок
минут. Понятно, что грузчики были заняты другим делом и не обязаны выполнять
нашу работу, пока не получили по бутылке. Но все это было в порядке вещей.
Я ждал другого, критического преткновения, без которого не могло
обойтись подобное задание. Я чуял врожденным советским инстинктом: на некоем
этапе все застопорится, зайдет в тупик, выход из которого
- подвиг, героическое напряжение сил, мне недоступные. Я в таких
случаях бросал все и позорно бежал, бросая орудия и обозы. Тем более
- в минуту немощи. И вот момент настал.
В таможне мы заполнили еще несколько бланков, дождались и обояли еще
одну Нину Николаевну, еще раз созвонились с редакцией, чтобы уточнить данные
в бухгалтерии и уже подошли к запломбированному фургону вместе с офицером в
синем кителе... И здесь все рухнуло.
Загадочно улыбаясь, таможенник предложил нам вскрыть пломбу и выгрузить
все содержимое, чтобы он мог осмотреть фургон изнутри.
Когда я перевел просьбу таможенника, всю неистребимую бодрость
германского водилы как рукой сняло. Лицо его пошло пятнами, он стал лупить
ногами и кулаками по ни в чем не повинному "Мерседесу" и материться на пяти
языках, включая русский. Втроем разгрузить фургон железа, над которым три
часа билась бригада профессиональных грузчиков, а затем загрузить его и быть
при этом через три часа в