"Олег Хафизов. Феликс " - читать интересную книгу автора

- потом наступит удовольствие. Его брат больше всего на свете боялся
уколов, а потом полюбил... Больше всего на свете. Феликс верует в рефлексы
как физиолог Павлов. Но проводит опыты не на собаках, а на себе. И на себе
подобных. На людях. Стало быть: он порядочнее физиолога Павлова. Физиолог
Павлов написал собаке записку: "Прости,
Джим, что я нагрубил тебе во время операции". А Джим не умел читать и
сдох.
Начал вводить. Полет отличный. Неужели он впустит в меня /всю
/эту цистерну рассола? Из таких шприцов коровам в жопу вводят конский
возбудитель. Да в моих жилах столько крови не найдется. В наших жилах кайф,
а не водица. Куда гонишь, куда гонишь, чтоб я лопнул? Наоборот, надо
быстрее, чтобы резкий приход... Глаза лопнут.
Уф. Отпускай полотенце.
А он и так пошел. Еще не до конца, а он уже прет вовсю. Русские идут.
Yes! Маманя хорошо-то как, хотя ты не женщина, а поп. Чтоб тебя трепануло.
Теперь снимай очки, закрывай глаза, расслабляйся и лежи. Накрой лицо
полотенцем. Если что - не бойся, я рядом. Не таких откачивал.
Не бойся и не ужасайся.
А чего бояться, мать твою? Е твою мать, этого, что ли? Да я сейчас
лопну. Да я... Вот это накрыло. Картина Айвазовского "Девятый вал". Если я
сейчас подохну, то последняя моя мысль посвящена дурацкой картине, которая
на хрен не нужна.
Я живой или как? Другая волна еще сильнее. Да я сейчас совсем подохну
или - наоборот. Нет, вы как хотите, а я привстану. Лучше помереть сидя, чем
жить на коленях. Нет, лучше прилягу, а то растрясется. Зубы, что ли трещат?
А вот теперь хорошо. Или как? Я понял, зачем они накрывают морды.
Звездочки перед глазами в кромешной тьме. Кругами куда-то лечу.
Волны стали ровнее и слаще шипеть. Теперь распластаться, не растерять.
Ой, как нам славно. А что у нас член? Что-то, говорят, у них член.
А его и нет совсем. Был, да весь вышел. Вобрался. Усох. Кто бы мне его
потеребил? В следующий раз положу с собой бабу. Хорошо. И бросили его во
тьму внешнюю, где скрежет зубовный. Понимали в наркотиках. Алые волны плещут
на черный мозг. Алое и черное.
Пропеллером лечу в неба звездоту. Волны быстро затухают, как не бывало.
И только-то? И столько разговоров? Я ничего не успел почувствовать. Феликс
чем-то гремит на кухне.
Пора догоняться.

Хайнц в пышной стеганой куртке, голубых джинсах и коротких сапожках уже
похаживал перед своим дизельным "Мерседесом", потирая руки и позевывая после
неудобной ночи в кабине. Он выглядел совершенно по-хозяйски. Так мог
разогревать свой танк перед походом папа Хайнца, который, как выяснилось,
воевал под Москвой в 1941 году. Рядом с машиной, возле толстой трубы
теплотрассы, ковырялся неопрятный мальчик с вороватым взглядом. Мы
поздоровались и закурили
"Camel" из пачки Хайнца.
- Ready? - спросил немец.
- Ready, - ответил я.
- Что это за "рэди"? - подозрительно осведомился Феликс.
- Это значит: "Всегда готов", - перевел я.