"Елена Хаецкая. Ведьма (Мракобес)" - читать интересную книгу автора

За ее спиной хмурился, отворачивался Эгберт. То и дело касался ее
плеча тяжелой рукой. Она словно не замечала - продолжала убиваться по
сиротке, точно сама ее родила.
Хильгерс был старше жены на десять лет. Широкоплечий, крепкий в
кости, давно бы уже заплыл жиром, если бы не работал на руднике.
В Раменсбурге почти все работают на этом руднике. Город и построен
был ради рудника. Раменсбург-об-дер-Оттербах, то есть "Раменсбург на
Гадючьем Ручье". Красивый, нарядный город о восьми красных башнях, хорошо
укрепленный. Лакомый кусочек. Гадючья Шкурка - называют его завистники.
Вот уже несколько десятков лет облизываются на него курфюрсты - и в
Хагенау, и в Клостерфельде. Но маркграф Раменсбургский Дагарих держит его
железной рукой. Здесь медь и серебро, главное богатство небольшого
графства, затерянного в горах.
Рядом с Эгбертом - его друг, Конрад Харш, столько лет работают
вместе, столько опасностей миновали, спускаясь в Субтерраниум, в подземный
мир, чтобы вырвать у недр потребное человеку.
"Субтерраниум" - ученое словцо, пущенное Бальтазаром Фихтеле,
двоюродным братом Доротеи. Бальтазар Фихтеле слыл в городе чудаком. Если
бы не был родней Хильгерсам, семейству почтенному и зажиточному, плохо бы
ему пришлось в Раменсбурге.
Да и что хорошего ожидать от человека, который в шестнадцать лет ушел
из дома, бродяжничал, учился (все по слухам) в Хайдельберге год или два,
после опять бродяжничал - носило Бальтазара неведомо где. И вот, спустя
столько-то лет, возвратился в родной город - без гроша в кармане, без царя
в голове и без креста на шее.
Вызвался работать на шахте взрывником. Эгберт по свойству взял его к
себе. Шурин доставлял ему немало хлопот. Слишком уж увлечен своим порохом.
Во время воскресных семейных обедов Эгберт частенько ворчал: быть
Бальтазару с оторванными яйцами, если не уймется. Доротея густо краснела,
махала на мужа пухлой рукой.
Долговязый Бальтазар возвышался над толпой - в кого только уродился
такой оглоблей? Нос на семерых рос, на лице черные оспины - пороховая
отметка. Поглядывал на Вейде, такую смирную в смертных одеждах, кривил рот
- жалел.
Закончив молитву, отец Якоб отступил в сторону и поджал губы: он свое
дело сделал, теперь черед могильщика. Крамер понял - лопату бросил в лужу,
нагнулся над покойной.
- Эй, погоди-ка! - всполошилась одна из прихожанок, убаюканная было
мерной речью отца Якоба.
Бальтазар поморщился: Лиза, жена трактирщика Готтеспфеннинга, тощая
баба - старая, болтливая, суеверная. И от нее всегда несло чесноком и
прогорклым салом.
- На-ко, - сказала Лиза, протолкавшись к Крамеру, - положи ей это в
рот, а этим прижми подбородок.
Крамер выпрямился, тупо поглядел на женщину. Та настойчиво совала ему
тусклую медную монету и круглый камешек, подобранный, видимо, по пути на
кладбище.
- Монету в рот ей положи, - назидательно повторила женщина. - Камень
подсунь под челюсть. А этим обвяжи губы.
И вынула лоскут - старый, засаленный. Грязную посуду этой тряпкой