"Наталья Гвелесиани. Уходящие тихо" - читать интересную книгу автора

рассказывает про свои ночевки на голой земле". "Как?! - говорю. -
Умудрилась
все-таки подслушать?" "Ох, наивная ты, Ксюша, недоговоренное у людей на
лбу
написано, а ты все незрячая". "Джесика, фу!... Мам, отойди, она сейчас
кинется... Что вы цепляетесь к человеку, какое тебе дело до чужих
ночлегов?
Если ты добрая христианка, спи себе спокойно, не заглядывая ни в чьи
туалеты.
Отойди, говорю. Фу, Джесика!" "Я не цепляюсь, а разговариваю. Мне уже в
своем
доме и поговорить нельзя? Танька непутевая, но хитрющая. Себе на уме
девка.
Думаю, не зря она приехала - Виктора заманивает, у него ведь родители
здесь.
Подбросит, а те не выгонят". "Фу ты!... Джесика!... Мать, да сожрет она
тебя с
потрохами, уйди говорю. Да пусть жрет, елки-палки, мне-то что... Палец
о палец
Витька не ударил с первых дней супружества. Ему бы только за
компьютером штаны
просиживать. А она, бедная, знаешь, чем питалась?" "Бедная-то бедная, а
ребенка подкинула свекрови на шею". "Все, Джесика, вот тебе!" "Ксена,
не бей
собаку, ты что, совсем ополоумела!" "Сожрет она тебя, понимаешь ты,
сож-рет! И
подавится, между прочим, черствая твоя душа". "Совсем взбесилась ты,
Ксена!"
"В глотку, говорю, вцепится!" "Не кричи на меня!" "Какие еще гадости в
мыслишках у тебя про мою подругу, давай, выкладывай - хочешь, все
сразу, а
хочешь изо дня в день, по порядку". "Как ты выражаешься, что за слово
такое -
гадости?" "Обычное слово, простое. Засунь его себе в задницу" "А такого
слова
вообще... нету" "Жопа есть, а слова нету?" "Да ты просто дебильный
ребенок".
"Джесика, сучка, заткнись! Вот тебе!... Круглый день: "Гав-гав!
Гав-гав!
Гав-гав!" "А ну, уйди от собаки! Даже милиция такую шалаву не тронула,
Танька
сама сказала, смеясь, нахалка такая: "Вышла у себя на целине за порог,
пока
Мишка еще спал, и, видите ли, мысль за извилину: "А не дернуть ли на
родину в
Тбилиси через горный перевал да на трухлявом мотоцикле. И, как всегда,
сказано
- сделано" ... А еще..." "Заткнись, поняла? Заткнись, заткнись!"
Тут я словно сама в себя рухнула, ноги стали как камни, а все, что выше
пояса