"Валерий Гусев. Не стреляй первым ("Давите их, давите" #2) " - читать интересную книгу автора

Мне не очень хотелось появляться хам, где совсем недавно мы со старым
Полковником дали бой людям Руслана, и этот бой стал для Полковника
последним. Но это было нужно - почему, я и сам не знаю...
Я оставил машину на шоссе и прошел до "имения" пешком. Мой домишко еще
стоял - упрямый, побитый пулями. А дома Полковника уже не было. Вместо него
возвышался почти готовый двухэтажный особняк под черепицей, а рядом с ним
ковырялся в земле ревучий экскаватор. Копал как раз в том месте, где
Полковник, готовясь к бою, по всем правилам военного искусства отрыл траншею
и где упал, сбитый пулей врага. Здесь новые хозяева сооружали бассейн. Ну
что же, ребята, резвитесь в голубой водичке, да не удивляйтесь, если время
от времени она будет красной...
Я беспощадно винил себя за то, что принял помощь Полковника в том бою.
Но я не мог ему отказать. Он всю жизнь боролся с врагами - на войне, на
партсобраниях, на митингах, он сам выбрал свою судьбу по долгу, чести и
знамени - "под оным и умереть должно". Он не мог иначе. Он сам предопределил
свою гибель - если не в бою с Русланом, то на митинге от руки провокатора
или сапога омоновца.
Но от этой мысли не становилось легче. Скорее - наоборот. Потому что я
любил его. Потому что потерял уже слишком много своих верных людей. По
разным причинам... Я постоял напротив того места, где пал мой старший
товарищ по оружию. Казалось, что здесь еще пахнет сгоревшим в стволах
порохом, И этот запах не может перебить даже вонь вовсю работающего
экскаватора - строителя "новой жизни". Беззвучно подошла тетя Глаша, стала
рядом. Она все еще была в черном - в платке, в старенькой плисовой жакетке -
и держала в руке узелок, будто заранее знала о моем приезде.
- Здравствуй, Леша, - сказала она, отерев щеки концами платка. -
Приехал? На могилку проводить? Пойдем, милый, помянем светлую душу.
По дороге Даша подробно рассказала, как хоронили Полковника, кто был и
кто не был. Что говорили над гробом. И что сказать забыли. Были его
однополчане, фронтовые друзья, родни не было. Полковник порвал с ними, с
самыми близкими по крови, потому что верность долгу оказалась сильнее
родственных уз. Сыновья и внуки Полковника уверенно врубились в рынок,
успешно занимались "коммерцией", наживаясь на людской беде, глупости и
растерянности. Легко и даже злорадно отказались от прежних идеалов и
принципов. Он не мог этого принять. И простить. И ему его непрощения не
простили тоже.
- Леша, - жалобно попросила Глаша, когда мы подходили к кладбищу. -
Забрал бы ты Поручика, пропадет бедный. Все на могилке сидит. Исхудал,
облез, а не уходит, погибнет кот. Я его сколько раз к себе относила, все
удирает. Ты забери его, приласкай.
Могилу Полковника я узнал издалека, хотя до этого на ней не был: сперва
меня держали, а после сидел по подписке. Даже на похороны, сволочи, не
отпустили.
Среди ветхих и свежих крестов стояла железная пирамидка с красной
звездой, заваленная до портрета высохшими цветами. Среди них сидел, собрав
лапки в одну точку, Поручик и смотрел на меня огромными глазами обиженного,
непонимающего ребенка.
Я присел перед ним, он взобрался мне на плечо и стал тереться головой о
шею, будто шептал на ухо свои обиды.
- Сегодня приберу цветы, - сказала Глаша, - все жалела. Да уж посохли