"Валерий Гусев. Непонятная история (Сб. "Поединок" 1982)" - читать интересную книгу автора

пацаны бегали и дразнились. Это жестокость к нему проявляется, а от нее
лучше никто еще не стал.
Леший говорил медленно, подолгу замолкал в тяжелом раздумье,
перекладывал в догорающем костре головешки, подгребая в кучку красные
живые угли. Андрей слушал, не возражая, не перебивая его, чувствуя - хоть
и прав в чем-то егерь, но, чем больше он говорит, тем сильнее в нем,
Андрее, нарастает сопротивление, поднимается какая-то упрямая
строптивость. В этих вроде верных и человечных словах было что-то очень
неправильное, такое, на что сразу не найдешь возражения, что ответными
словами не опровергнешь.
Леший встал, выдернул из пенька нож и вновь взялся за прерванное
дело. Андрей не шевельнулся, только переложил на колено планшет.
- Или вот Ванюшку Кочкина взять - вот за кого душа болит. Помнишь,
как его ребята по твоему совету на кино засняли и в клубе то кино
показывали, помнишь такой факт? С того дня как потерял себя Ванюшка. А
какой парень был - и на работу и погулять молодец. А теперь? Ты его хоть
раз после этого веселым видел?
- А пьяным его кто-нибудь с того дня видел? - с вызовом спросил
Андрей. - Он себя раньше потерял, когда до поросячьего визга напивался.
- Чудной ты парень стал, не в свое лезешь. И я твой протокол гадский
не подпишу. Правда на моей стороне, и я за нее отвечу.
- Ну, давай, Лукьяныч, вали, круши все, что на пути попадет. Подавай,
егерь, пример. Стреляй так, чтоб детям и внукам ни перышка, ни шерстинки
не оставить!
Леший, не выпрямляясь, резко обернулся, будто Андрей неожиданно
ударил по больному. В его позе, в лице и даже в голосе появилось что-то
непреклонное, сильное и злое. Видно, решил для себя главное - теперь не
отступится.
- Чьим таким детям-внукам? Моим? Или начальника твоего пузатого? Чтоб
они добивали дичину? Нет уж, участковый. Я на этой земле родился, все в
ней мое - и слезы, и пот, и кровь! Моя она, и все, что по ней бегает, что
растет, - все мое! Сам все возьму, доберу остаточки! Ты только не мешайся!
- Не допущу, - твердо сказал Андрей, - не будет так.
Леший выпрямился, заслонил, казалось, собой весь лес, протянул к
Андрею руку с ножом:
- Мы, знаешь небось, с твоим отцом замерзали вместе тут, неподалеку,
до войны еще. Это я его тогда от смерти выручил, двенадцать верст на себе
по голому снегу волочил, валенцы свои ему на руки насунул, чтоб не
отморозил, а сам потом себе черные пальцы на ноге, чтоб вовсе не
погибнуть, бритвой отхватил, хромым навсегда остался. Что же ты хочешь,
Сергеич, чтобы я пожалел теперь, что друга своего от гибели спас, что ты
потом на свет от него народился?
- Тихо, - привстал Андрей, прислушиваясь к близкому уже, хорошо
различимому среди шума листвы стуку телеги. - К тебе едет? Кто?
И увидел егерь, что не смутил он молодого милиционера своими словами,
что тот хотя и слушал его внимательно, но не поколебался, выходит, в своей
правоте, да и слушал-то, значит, не потому, что сомневался. Понял егерь:
окончен разговор и каждый приступает к своему делу, к своим обязанностям,
каждому теперь - своя доля, свой ответ. Набычившись, отвернувшись, Леший
хмуро бросил: