"Олег Гурский. Соперник Согора (Сборник "На суше и на море", 1970)" - читать интересную книгу автора

неудержимо стремятся туда? Что влечет их? И зачем встретился он, мрачный,
уродливый мир, на пути наших звездолетов именно в этот век! Какие
грандиозные замыслы рухнули! Как изменилось направление эпохи, как
смутились и ожесточились умы! Теперь Харнар отнимает у меня внука, может
быть, и внучку - последнее родное дитя. Что там! Приходится лишаться
гораздо большего: убежденности в том, что понимаешь стремления и волю
миллиардов людей, избравших тебя на первый пост в обществе..."
Он вызвал вибролет. По дороге из передач Информа узнал почти с
равнодушием, что большинство голосов на Плебисците отдано за всестороннюю
и широкую помощь восставшим харнарцам. "Неистовые" победили. Рахманов мог
торжествовать. Согор отрешенно смотрел на расстилавшееся внизу
водохранилище, думая о том, что пришла старость - одинокая, никчемная.
Оля и Марк встретили его в аллее перед домом. У девочки веки покраснели
от слез, губы вздрагивали.
- Дедушка! - Она прильнула к нему. - Наш Марк... Ты только послушай,
что он надумал...
- Знаю, - сказал Согор. - Извините меня, - он повернулся к внуку, -
этой ночью на побережье я нечаянно подслушал ваши тайны.
Лицо Марка вытянулось. Согор пошел в дом.
- Там дядя Яков, - слабо крикнула Оля. - Он ждет тебя со вчерашнего
вечера.
Крепов, сгорбясь, сидел в кабинете у стола. Увидев Согора, вскочил,
потирая щеку.
- Вздремнул в твоем кресле. Ты из Совета?
- Из леса.
Крепов сокрушенно качнул головой. Согор молча стоял, не отходя от
двери. Ему не хотелось говорить сейчас даже с Яковом. Тот вопросительно
смотрел на друга.
- Пришел выразить соболезнование?
- Нет, Александр, - медленно и очень уж отчетливо сказал Крепов, - не
успокаивать тебя пришел, а... - Он запнулся. Криво усмехаясь, докончил: -
...добивать.
- Вот как? - сдвинул брови Согор. - Уж не для того ли привез и
Рахманова?
- Гм... Что ты думаешь о Рахманове?
- Хочешь знать, может ли он стать моим преемником? - бесстрастно
спросил Согор. - Да, может.
- Так оно и должно быть, - словно рассуждая про себя, пробормотал Яков.
- Конечно, он - это не совсем ты. Организм иной...
Согор пересек комнату, опустился в кресло. Горько спросил:
- Для чего ты говоришь это мне?
Крепов, невысокий, порывистый, заметался от окна к двери и обратно,
раздраженно бросая колкие слова, точно давняя преграда рухнула в нем:
- Согор - гениальный мыслитель! Согор - величайший философ! Все
привыкли к этой истине. Но появляется юноша и говорит: не согласен.
Каково?
- Яков, знаю... ты можешь быть беспощадно злым. Но зачем же теперь?
Крепов споткнулся на ровном месте, застыл. Помолчав, спокойней и мягче
продолжал:
- Мне часто вспоминается наша юность, Александр. Не иначе - старею, а?