"Олег Гурский. Соперник Согора (Сборник "На суше и на море", 1970)" - читать интересную книгу автора

- повернулась она к Рахманову, - ну скажите вы ему! Что он задумал -
улететь навсегда!
- Оленька, пойми, наш долг... - начал Марк. Она отшатнулась, прижимая к
лицу ладони.
Ночная птица мелькнула над их головами, крикнув протяжно, и растаяла
над морем. Костер угасал. Подул влажный ветер, его порывы гнали искры
вдоль берега. Алые точки метались одна за другой, исчезая далеко в
темноте.
Оля зябко повела плечами, вздрогнула.
- Поздно. Пора домой.
Она медленно пошла вверх по тропинке. Марк и Рахманов, подавленные,
растерянные, следовали за ней. Вскоре они скрылись за поворотом.
Эту ночь Согор провел в лесной глуши, у подножия хмурых елей, до утра
бормотавших над ним старинные сказки, полные наивных чудес, мало понятные
нынешним людям.
Рассвет обжег края белых облаков. Одинокие птахи, обитавшие в этом
затерянном краю, посвистывали где-то вверху редко и робко, как бы не
решаясь нарушить первозданную тишину.
Согор неторопливо продвигался все глубже в чащу, озираясь кругом. Жадно
вдыхал крепко настоенный смолистый воздух, в котором каких только
изумительных запахов не было! Прошлогодней прели и молодой хвои,
диковинных трав и скромной красавицы лесной фиалки; соблазнительные запахи
грибов, едва уловимый - пушистого нежного мха; грустный аромат, исходивший
от коричневых лодочек коры, упавшей с мертвых елей, и горьковатый -
осинника. Ручей в овраге глухо бурлил, прыгая по скользким валунам.
Лес поредел. Странник выбрался на просеку. Она тянулась далеко к синему
горизонту. Туман кое-где плавал над ней, но заря разгоралась неудержимо,
тонкие копья золотых лучей косо пронизывали мокрые кроны берез и
голубоватых сосен, озаряя лес и просеку таким веселым, ласковым светом,
что душа человека отзывалась ему ликующей музыкой, полной ничем не
омраченной радости. Лето стояло на редкость теплое, с короткими, но
частыми яростными грозами.
Глядя вокруг, Согор замечал необычайно обострившимся зрением
рассыпанные там и тут в траве рубиновые ягоды костяники. Они сверкали,
словно крохотные искры расколотой солнцем зари. Плотный, симпатичный гриб
боровик недоверчиво глядел на невесть откуда взявшегося человека из-под
коричневой от загара шляпки - неужто сорвет? Стройный колокольчик гордо
раскинул светло-голубые цветы; кажется, тронь их - и зальются, зазвенят
тонко, серебристо.
"Даже и здесь ты не смог бы скрыться от самого себя". Эта мысль
возникла так неожиданно, что Согору почудилось, что кто-то незримый,
идущий рядом сказал это.
"Опять _он_? Преследует всюду! А может, Крепов прав - и мы всю жизнь
носим в себе двойника, свое реальное второе "я"? Нет, прочь, никогда не
приму! Этого не может быть, потому что... это слишком против разума".
Он больше не слышал музыки в душе, не замечал лесной красоты. Солнце,
птицы, травы - все вдруг исчезло для Согора, провалилось в иную
пространственно-временную плоскость.
"...Планета зла - Харнар! Ты погубил сына и его друзей, к несчастью
открывших тебя. Почему же все новые и новые люди нашего человечества