"Лев Гурский. Опасность " - читать интересную книгу автора

пятнадцать. Так что когда он пришел в Проект, я еще пешком под стол ходил... А
что, я так старо выгляжу? - внезапно встревожился он.
- Да нет, - дипломатично соврал я. Выглядел Куликов, увы, на все
семьдесят с гаком. Сказывалась, вероятно, напряженная работа на циклотроне. А
может, ему просто давно не пересаживали костный мозг от здорового донора - как
в том же фильме про девять дней.
Чтобы окончательно не погрязнуть во вранье, я счел подготовительный
период исчерпанным и сунул своему собеседнику злосчастный огрызок найденной
фотографии. Если он так хорошо знает историю, пусть мне даст консультацию. Мне
хотя бы несколько фамилий, и там уж я зацеплюсь...
- Знакомая карточка, - сообщил Куликов, поднося фотографию поближе к
глазам. - Ну, этих слева я, конечно же, знаю: Иоффе, Зельдович, Синельников,
Тагер, сам Фролов... они все умерли. Великие старики.
Как ни странно, я еще вчера догадался, что людей, изображенных на
карточке слева от Фролова, скорее всего, нет в живых. Тех, кто разорвал
фотографию пополам, наверняка интересовали другие, живые.
- Павел Валерьевич, - осторожно полюбопытствовал я, - а кто может
стоять справа от Фролова? Видите, фото оборвано...
- Вижу, кто-то уже постарался, - Куликов бросил проницательный взгляд
на меня, потом задумчиво поглядел в небо, прищурился.
Я молчал и ждал. Видно было, что Павел Валерьевич колеблется. С одной
стороны, гэбистам доверять нельзя. Но, с другой стороны, убит человек, и
помалкивать тоже подло. Куда ни кинь - всюду клин.
- Предположим, я назову несколько фамилий, - медленно сказал он, не без
смущения глядя куда-то в сторону. - Тех, кто мог бы там быть. Я, видите ли,
когда бывал дома у Георгия Николаевича, особенно не разглядывал этот снимок,
могу теперь ошибиться.
- Вы не волнуйтесь, - деликатно проговорил я. - Вы скажите, и я сам
разберусь.
Такой вариант, чувствуется, не очень нравился Куликову. Идиотское
опасение "сдать" хороших людей гэбисту и сделаться доносчиком надежней всякого
кляпа не давало ему говорить.
- Вы их будете вызывать к себе на Лубянку? - исподлобья поинтересовался
он. - Допрашивать?
"Допрашивать с пристрастием, - произнес я про себя. - Подвешивать на
дыбу. Бить плетьми и загонять иголки под ногти. Любимое мое гэбэшное
занятие...".
Вслух же я сказал:
- Никого я никуда вызывать не буду. Мне от них ничего не надо.
Я нарочно сделал особое ударение на слове "мне", и Куликов это заметил,
потому заметно встревожился.
- А кому надо? - спросил он, посмотрев, наконец-то, мне прямо в глаза.
Он все еще колебался, удерживаемый треклятым интеллигентским кодексом чести.
- Павел Валерьевич, - твердо проговорил я. - Этот обрывок фотографии мы
обнаружили на месте преступления. Полагаю, что тот, кто оторвал половину
снимка, имел к убийству Фролова самое непосредственное отношение. Я не знаю,
зачем понадобилось уродовать фотографию. Но, уверяю вас, сделано это было не
ради шутки.
- Хорошо, - севшим голосом произнес Куликов. - Можете записывать.
Сокольский, Бредихин, Григоренко. Кто-то из них или, может быть, все трое...