"Георгий Гуревич. Тополь стремительный" - читать интересную книгу автора

Она произнесла это глухим голосом, с опущенной головой и с выражением
такой усталой безнадежности во всей фигуре, что я понял, как трудно было ей
сказать эти слова. Но она думала, что так нужно и что нужно сказать то, что
она думала, хотя бы эти слова навеки поссорили ее с Левой.
Лева вздрогнул, когда Вера сказала о Рогове.
- Профессор Рогов здесь ни при чем, - сказал он, вскидывая голову. - Я
виноват один, и я должен быть наказан.
И вдруг Кондратенков заразительно рассмеялся. Мы все оглянулись.
- А ну вас совсем!-воскликнул он.-Здесь научный институт, а мы устроили
судилище. Подумаешь, парень сделал глупость, так надо возводить ее в принцип!
Конечно, он чересчур увлекался работами профессора Рогова. Что с того! Мне
самому пятнадцать лет понадобилось, чтобы избавиться от влияния Иннокентия
Николаевича. Ошибки нужно исправлять, а не носиться с ними. Покаянные слова
ничего не стоят, пусть Лева покажет работу. В конце концов, ему только
двадцать один год, у него есть время показать, что он может не только портить,
но и создавать. А вы говорите - писать декану, гнать отсюда...
Вера робко улыбнулась. Лева все еще хмурился.
- Предстоит большая работа,-добавил Кондратенков обыкновенным, будничным
голосом. - Торопов объяснил нам, отчего погибли деревья в бане, но нам все еще
неизвестно, отчего засыхают все остальные. Я предполагаю, что им нехватило
каких-нибудь редких веществ, может быть радиоактивных. Нужно будет произвести
детальное исследование... Вы, Борис Ильич, берите лабораторию номер один и
сажайте всех за микроскоп. Верочке поручаю золу и почву, из тепловой бани и из
контрольных гнезд отдельно. Вы, Торопов, тоже займитесь химическим анализом.
Имейте в виду - это тонкая и трудная работа, требующая большого внимания и
терпения. Будем считать, что первый опыт не удался. Теперь у нас начинаются
будни, Григорий Андреевич.
- И мне дайте тоже какую-нибудь работу, - попросил я.
* * *
Работая в газете, я долгие годы вел кочевую жизнь.
Мне приходилось встречаться с разными людьми на разных концах Советского
Союза, и все они - профессора, шахтеры, математики, грузчики, певцы, хлеборобы
и оленеводыс любовью и гордостью говорили мне о своей профессии.
Я старался понять, старался прочувствовать поэзию их труда, старался
рассказать читателю, как приятно, например, собрав в таблицу итоги
многомесячных вычислений, построить по точкам плавную кривую и сразу
обнаружить простой и ясный закон, легко объясняющий все непонятное и даже
наперед предсказывающий то, что еще не испробовано.
Потом я писал о шахтере. Я рассказывал, как интересно, работая в лаве,
умелым взглядом нащупать в угольной стене слабое место, всем телом налечь на
дрожащий отбойный молоток и сразу отвалить под ноги глыбу антрацита.
Я писал с увлечением о знатоках своего дела, и мне тоже хотелось быть
знатоком и мастером: через слюдяное окошко поглядывать на кипящую сталь, в
прозрачный паутиновый осенний день вести комбайн по золотистой ниве,
рассчитывать вал на кручение в сложном автоматическом станке или в полевом
штабе разгадывать замыслы противника по синим стрелкам и ресничкам, нанесенным
на карту разведчиками. Есть тысячи способов быть полезным Родине, и будь у
меня тысячи жизней, я бы испробовал все.
Сейчас я жил с селекционерами, и мне очень хотелось быть селекционером: из
воздуха, земли и воды творить зеленую жизнь, подгонять ее рост теплом и