"Георгий Гуревич. Тополь стремительный" - читать интересную книгу автора

Я закрыл окно на задвижку (все равно духота) и лег в постель, твердо решив
немедленно заснуть.
Во втором этаже над моей головой кто-то ходил по комнате из угла в угол. В
ночной тишине гулко и резко отдавались шаги. В них не было однообразия, и это
мешало мне заснуть. Мне казалось - я могу по походке проследить мысли этого
человека. Вот он спокойно обдумывает что-то: шесть шагов по диагонали, поворот
на каблуках и снова шесть шагов по диагонали. Вот найдено удачное решение:
довольный собой, он печатает каждый шаг, ставя ногу на каблук и прихлопывая
носком. Вдруг остановился: неожиданное возражение. Теперь начинается сумбурная
беготня мелкими шажками - так суетятся звери, запертые в клетку. Наверное, он,
шагающий, тоже думает о перерождении.
В самом деле, почему такие полезные вещи, как тепло и влага, могли
отравить деревья? Неудачное сочетание? Но ведь такие же, похожие на "тепловую
баню", парные южные ночи сами по себе бывают здесь, в степи. Сегодняшняя ночь,
например. Или растения заболели еще раньше? Может быть, скоростной рост - тоже
болезнь?
Теперь человек наверху пришел к какому-то выводу. Беспокойные шага опять
сменились ритмичной походкой с каблука на подошву: раз-два, раз-два, раз-два -
и пауза. Сколько же можно? Когда, в самом деле, прекратится эта чечотка? Люди
устали и хотят отдохнуть. У всех нервы. Пойти постучать к нему, что ли?
И я отправился на второй этаж.
Здесь был такой же коридор, как и внизу, со скрипучими дощатыми полами и
такие же двери, выкрашенные цинковыми белилами. Я отсчитал третью слева -
комната No 24.
В ответ на мой стук шаги приблизились, отрывисто щелкнул английский замок.
- Войдите! - сказал Кондратенков. - Входите, Григорий Андреевич.
Я был смущен: как же мне не пришло в голову, что надо мной может быть
квартира Кондратенкова!
- Извините, я не хотел мешать... - сказал я. - Я думал, что это кто-нибудь
из сотрудников.
- Ничего, заходите. Нам с Борисом Ильичом тоже не спится.
Только тут я заметил крупную фигуру заместителя Кондратенкова. Борис Ильич
сидел в глубоком кожаном кресле и, подперев щеку кулаком, молча смотрел в пол.
Он даже не пошевелился, когда я задел его, пробираясь к дивану.
Наступило принужденное молчание.
Иван Тарасович первый прервал его.
- Может быть, вы хотите почитать что-нибудь? Выбирайте, - сказал он,
заметив, что я смотрю на полку с книгами. - Только у меня больше классики. Я
люблю перечитывать хорошо известные книги, открывать забытое, пропущенное,
незамеченное, вдумываться в строчки, спорить иногда. Как раз недавно я спорил
с Львом Толстым. Вот Левин из "Анны Карениной" - у него же дикие понятия о
земледелии, совершенно средневековые.
Он помолчал и снова прошелся по комнате.
Я понял, что разговор о литературе ведется только ради меня, и резко
спросил:
- Что вы думаете делать дальше?
Иван Тарасович как-то сразу насторожился:
- А что, собственно, случилось? Рядовая неудача. Будем искать. Найдем
причину - устраним.
Но я почувствовал холодноватую отчужденность в его словах, и мне