"Георгий Гуревич. Записанное не пропадает" - читать интересную книгу автора

вплотную друг к другу, стояли очень яркие и пестрые коробки. Табличен над
полками гласили: "Пища", "Одежда", "Материалы", "Аппаратура", "Утварь",
"Обстановка"...
- Чем угостить вас, например? - продолжала Лада, вынимая из коробок
квадратные, с медным блеском пластинки.- Я помню, Том любит блины с лососиной.
А тебе, Ниночка, конечно, пломбир с клубникой. И еще что? Заказывай, у меня
тут на полках тысяча двести блюд.
Она опустила несколько пластинок в щели зеркального комода, стоящего в
углу, в том, где жался Ким. Ратомотор загудел, расставляя атомы по местам,
радужные цвета побежалости покатились по выпуклому зеркалу. И через несколько
секунд дверца аппарата откинулась со звоном, выталкивая на поднос аппетитно
дымящуюся горку блинов и вазочки с мороженым.
Том вертел в руках пустую коробку, задумчиво читая вслух:
- "Ратокухня. Серия "А-12". Блюда русские. Блины с гарниром. Готовила
кулинарный мастер Ганна Коваль. Расстановка атомов записана в лаборатории
No..."
- Такие штуки уже есть у нас, в Центральной Африке,- сказала Нина.- Но
мама Тома презирает их. Говорит, что ей скучно есть один и тот же
стандартно-безупречный пирожок. Предпочитает пережаренные, но индивидуальные.
- А я предпочитаю не тратить время на поджаривание,- возразила Лада.-
Впрочем, это дело вкуса. И вообще запись с подлинника - пройденный этап.
Сейчас мы составляем записи несуществующего. Есть вещи, которые вообще нельзя
изготовить руками. Ратозапись позволяет продиктовать любую комбинацию атомов.
- Что именно? - поинтересовался Том. Работал он участковым врачом, но со
студенческих времен тянулся к технике.
- Все, что угодно: вещества, машины, животные... Металл даже. Оказывается,
в обычном железе полно крохотных трещинок, из-за них металл теряет девяносто
девять процентов прочности. А в записи можно дать монолит идеально
безукоризненный. Материала нужно в сто раз меньше. Мосты получаются как
паутинка-ступить страшно. Каркас трехэтажного дома я поднимаю одной рукой,
тысячеэтажный дом, дом выше Эльбруса, вполне возможен. Все получается:
небывало тонкое, небывало гладкое, небывало крупное и небывало миниатюрное.
Например, модель любой машины с булавочную головку и даже меньше.
Кибернетический фотограф для съемки микробов. Кибернетический хирург для
операций внутри тела. Вводишь его в вену, он добирается до сердца, оперирует
клапан. - Это будет или есть уже?
- Почти все здесь на полках.
- А чем Гхор занят сейчас?
- Сейчас идут заказы межзвездников. Невесомый и идеально прозрачный
материал для километрового телескопа. Жаропрочная изоляция на сто тысяч
градусов. Броня, выдерживающая удары метеоритов. Гхор хочет все это сделать из
вакуума, напряженного до отказа. Вот там идут опыты, в том розовом корпусе...
Лада подошла к окну, привычным взором отыскала в зелени тот
матово-стеклянный кубик, где находился ее муж, староватый, великий,
необыкновенный и слабеющий, вдохновенный, трудный в жизни, любимый...
И вдруг... Что это? В глазах туманится, что ли? Стена скособочилась,
словно отразилась в кривом зеркале, а затем раскрылась бесшумно, и бурый дым
повалил изнутри.
- Ребята, беда! Катастрофа, ребята!
Ким еще держал крылья в руках; он первым оказался за окном, раньше, чем