"Георгий Гуревич. Записанное не пропадает" - читать интересную книгу автора

поручениями своих сиделок - безответно-добродушную Нину и Елку, далеко не
такую добродушную и не такую терпеливую. И постоянно упрекала их за молодость:
дескать, я свою отдала, а вы за мой счет пользуетесь, цветете, так будьте мне
благодарны, хотя бы просьбы мои выполняйте проворно.
- Что я просила? Ну что? Неужели нельзя было запомнить?
Сама она ничего не помнила, забывала свои поручения, теряла баночки с
лекарствами и пипетки; жила в полусне, не отдавая себе отчета, плохо понимая
действительность, как будто на мир смотрела сквозь мутное стекло. Дни ее были
заполнены процедурами. Подробно и многословно рассказывала она Киму о своих
недомоганиях, записывала его советы, тут же теряла записочки и ругала Нину за
беспорядок и невнимание.
Только о Гхоре Лада не забывала, без устали, часами твердила о нем. И
Нине, и Елке, и даже Киму рассказывала о достоинствах Гхора ("Я помню,
Кимушка, ты тоже был влюблен в меня. Ты хороший и добрый, но разве ты можешь
сравниться с Гхором?"). Покойный муж рос в ее глазах, она вслух называла его
гениальнейшим из ученых всех времен, спасителем человечества. Быть может, в
этом преувеличении было самооправдание: спасительница спасителя человечества
имела право на повышенное внимание
к своей персоне.
- Нет, ты дослушай, Ким, сегодня с утра я почувствовала боль вот тут, под
ребром...
И Ким час спустя докладывал Зареку:
- Что делать, профессор, ума не приложу! Лечим от склероза, раковый
процесс остановили как будто, сердцу даем электростимуляцию, теперь начинается
отек легких...
- Посмотрю, конечно.- Профессор надевал халат, протягивал к
ультрафиолетовой лампе руки, загорелые, как у всех медиков, и говорил Киму со
вздохом:
- Все равно, юноша, если человек свалится с крыши, он разобьется
обязательно. А мы рассуждаем, куда подложить подушечку: под спину или под
голову? Голову сбережем - ударится спиной. Уж если падает, значит, ударится...
Лада ударилась головой.
Однажды поутру - декабрьское утро было, с пушистым снегом,
незапятнанно-белым, словно страница для неначатой поэмы,- Нина с волнением
вбежала в лабораторию:
- Скорее, скорее, ей хуже! Ей совсем плохо!
Лада-бывшая Лада-лежала в постели, остекленевшим глазом смотрела на
неразгибающуюся руку, невнятно бормотала что-то. Ким понял с одного взгляда:
паралич.
В этот день торжественная, розовая от волнения Елка вручила ему
запечатанный конверт.
Вот что они прочли вслух:
"Москва, 9 сентября 2204 года.
Я, Лада Гхор, прошу вскрыть это письмо в случае моей смерти, тяжелой
болезни или при ослаблении сознания.
Я пишу в самом начале опыта, будучи молодой, здоровой, в здравом уме и
твердой памяти.
Прошу моих товарищей неукоснительно выполнить мою волю. Кима назначаю
ответственным.
Я не хочу жить без Гхора - моего любимого мужа.