"Георгий Гуревич. Ордер на молодость" - читать интересную книгу автора

(сейчас-то я понимаю, что она была совсем девчонкой), прибежала и крикнула:
"Да чего же ждете, ребята? Задание у вас есть, каждый знает свой
участок.
Время не ждет, время не ждет! А ну-ка, кто всех перегонит?"
И класс как ветром сдуло. Все устремились в сад, учительница - впереди,
ухватив за руки двух хохочущих девчонок. Одна из них даже понравилась мне
с первого взгляда, такая глазастенькая и щекастенькая, в белом передничке.
Мы и в шесть лет выделяем девочек. Я было двинулся за всеми, но
заколебался.
Мне же ничего не сказали, я не получил задание. И я остался, готовый
слушаться. Но учительница, видимо, забыла про меня или не знала. За окном
я видел, как они копаются в земле, каждый украшал свой квадратный метр
цветами по собственному вкусу. Сажали моргалки, те, что распускаются от
ультрафиолета. И вот уже на учебной клумбе возник пестрый ковер. Щуря
глаз, я приглядывался, составлял из цветных пятнышек осмысленную картину.
Интересно, что я и сейчас помню тот узор. Из оранжевых пятнышек у меня
получался дракон, из голубых - пальма, из лиловых - медвежонок.
Минут двадцать я развлекался, щуря правый и левый глаз, потом и до
меня, шестилетнего, стало доходить, что получается что-то неладное. Я жду
учительницу, но она в саду. А вот убежала, и не в здание, а куда-то в
дальний конец, к воротам. Может быть, но это я сейчас так думаю, наша
Искра проводила урок самостоятельности? Самостоятельность была ее коньком,
так же как у моей мамы - строгий режим. Я было подумал, что, возможно, и
мне надо бы спуститься в сад, что-нибудь делать. Но кто мне даст задание,
не у ребят же просить. Не их мама наказывала слушаться. И тут снова
раздался звонкий голос: "Пора-пора, кончайте все сразу! В пары, в пары,
все в класс, время не ждет! Все в класс!" А я уже в классе, я всех
опередил. И мне почему-то показалось очень остроумным спрятаться в шкаф, а
когда ребята прибегут, выскочить и крикнуть: "А я уже тут!"
Так я и сделал.
Но никого не восхитил. И та самая девочка, щекастая и в белом
переднике, уставила на меня палец и закричала:
- Он тут! Мы цветы сажали, а он сидел в шкафу. Лентяй! Лентяй! Плохой
мальчик!
И все запрыгали, завизжали, завопили:
- Плохой! Плохой! Лентяй! Самый плохой! Хуже всех! Еще пригибались и по
шее себя хлопали. Дескать, лезь ко мне на спину, лентяй, любитель на чужой
спине кататься.
Маленькие зверятки возрадовались. Кто-то хорошо сажал цветы, кто-то
похуже, кто-то совсем плохо, но вот нашелся самый скверный-прескверный,
просидевший урок в шкафу. Всех возвышало мое унижение, все были лучше.
Я пробовал оправдаться, но меня не слушали и не хотели слушать.
Впрочем, наверное, я и сам не смог бы объяснить свое поведение. Так
получилось...
нечаянно.
Учительница прервала гвалт, но на следующей перемене представление
возобновилось. И после уроков опять.
- Нет, я хороший, - твердил я сквозь слезы.
А мучители меня убеждали хором:
- Пла-хой, пла-хой! Самый пла-хой, самый-самый! Хуже всех!