"Георгий Гуревич. Итанты (Таланты по требованию)" - читать интересную книгу автора

только жирные буквы отпечатываются на ней. И "шершавая" потому, что
толстокожая. Но ведь все это я выразил короче. Лаконичны мои новые образы.
- Ты меня дразнишь? Ты оскорбить меня хочешь?
Снова и снова объясняю я, что не злюсь, не выламываюсь, не дразню и не
оскорбляю. Вижу я теперь иначе! Машу не утешают мои оправдания. Маша
рыдает, ломая руки: пальцы сплетает и расплетает, локти прижимает к груди,
словно ей мешают собственные руки, хочет оторвать и отбросить. Маша не
находит себе места, Маша не находит слов.
- Ты совсем другой человек, ты чужой, чужой, я такого не знала никогда.
Я не могу любить каждый год другого. Я знаю, ты не виноват, это все
проклятые эксперименты дяди. Ну какое он право имеет вмешиваться в душу,
перелицовывать человека? Где мой милый, добрый Гурик? Подменили, выдали
другого - сухого, циничного, оракула всевидящего. А потом будет еще
какой-нибудь величественный, снисходительный, божественный. Все разные,
все чужие. Я так не могу, не могу, не могу!
Мне не удалось утешить Машу. Она убежала, отмахиваясь, и я решил
отложить разговор на другой день, когда она не будет так расстроена. Но
она не пришла завтра и послезавтра, а потом я получил от нее письмо.
Письмо само по себе - символ разрыва. В наше время, когда так легко
появиться на запястье, в кружочке наручного экрана, письма пишут, если не
хотят видеться.
"Гурик, прощай, - писала Маша. - Гурика, которого я любила, больше нет
на свете. А ты только его тезка, чужой человек, захвативший имя и
внешность моего лучшего друга. Я даже не уверена, что ты человек. И не
преследуй меня, не ищи. Такого я не люблю, такого я боюсь".
Вот так получается. Как говорит шеф: "За все на свете надо платить, а
кто платит, тот тратит". И кто осудит Машу? У нее своя правда. Маша -
хранительница человечества. А я не сохранился, я изменился. Кто меняется,
тому изменяют.
Я кинулся было к шефу:
- Спасайте, выручайте, не хочу быть пожизненным кроликом, заберите
третью сигнальную, отдайте мою личность!
Но в сущности, я заранее знал, что он ничего не может сделать. Как
отобрать у человека талант? Испортить мозг лекарствами? Но кому нужен
жених с испорченным мозгом?
Есть, конечно, средство, я и сам догадывался. Талант можно засушить
бездействием. Год не пускать в ход лобастую голову, два, три, не думать об
уравнениях, графиках, учениках, о людях вообще - отучится она вырисовывать
потоки с дельтами и меандрами. Можно, например, возродить детскую свою
мечту, закинуть за плечи рюкзак с этюдником, выйти из дому пешком, взять
курс на Верхнюю Волгу, Ильмень и Ладогу, вглядываться и радоваться,
рисовать цветочки и кочки, ветки и морщины коры, этюд за этюдом, альбом за
альбомом "Живописная планета". Можно и не рисовать даже, в каком-нибудь
заповеднике обходить просеки летом и зимой, проверять, "пушисты ли сосен
вершины, красив ли узор на дубах", и радоваться, что кто-то где-то перевел
на Луну еще один завод, освободив сотню-другую гектаров для сосен и дубов.
И лет через семь, выдержав характер, как библейский Иаков, приду я к
своей Рахили с докладом: "Маша, я совершил подвиг долготерпения, я достоин
тебя, мне удалось поглупеть". Так, да? Не хочется.
Жалко мне расставаться с глобальными задачами, решающимися в