"Джеймс Ганн. Мир-крепость" - читать интересную книгу автора

не пришлось бы бежать. Едва слышные шаги приближались, несмотря на все мои
усилия, а вместе с ними росла паника, гнавшая меня все быстрее сквозь тьму и
тишину, потому что ноги преследователей не несли свинцово-тяжелых тел.
Постепенно я понял, откуда идет боль. Болела моя ладонь, я держал в ней
раскаленный уголек. Новый спазм страха пополам со стыдом поразил меня. Я
раскрыл ладонь, позволил угольку выпасть из нее, и топот за моей спиной
стих, и страх покинул меня, но вместо него меня охватило отчаянное
одиночество - ведь исчез даже коридор и я остался совершенно один. Я висел в
темноте, висел без опоры, совершенно потерянный, ничей в этой бесконечности.
Мой разум искал в пустоте, тишине и одиночестве, искал какое-нибудь
другое существо, но не было ничего и никого, с кем бы я мог перемолвиться, а
если бы кто-то и был, все равно мы не смогли бы понять друг друга.
Я проснулся, машинально засунул руку в карман, чтобы убедиться... но
камешка там не было, и я знал, почему - вспомнил. Вспомнил, как страх
впервые ворвался в мою жизнь...

Слова литургии еще звучали в моих ушах, когда я заметил девушку,
проходящую сквозь сверкающий золотом полупрозрачный Барьер. Она была в
ужасе.
...твой Бог здесь...
Ужас! Я узнал это чувство, но не мог понять, откуда знаю его.
Всю свою жизнь я провел в монастыре. Стены монастыря широки, и меж ними
заключен покой мира. Стены монастыря высоки, и страдание мира не может их
преодолеть. За этими стенами я был доволен и спокоен, сознание, что точно
определенный образ жизни никогда не выведет меня за эти стены, наполняло
меня удовлетворением.
Я не помню, чтобы когда-либо выходил наружу. Не помню ни своего отца,
ни матери, ни их имен, ни того, как они умерли, но все это не имело
значения, потому что Церковь была мне отцом и матерью и я не нуждался больше
ни в ком.
Чувства, ведомые мне, были немногочисленны и просты: сильная вера
Аббата, глубокая, порой страстная жажда познания научных истин, которой
охвачен был брат Жан, созерцательность отца Конека, а временами мистические
порывы отца Микаэлиса. Но ужас был мне чужд. Как и все прочие страсти,
вызывающие смятение души, он не мог пересечь Барьер, уподобляясь в этом
материальным предметам.
...ты должен искать Меня за завесой невежества и сомнения, ибо я
повсюду, если ты хочешь узреть Меня...
Здесь, в Соборе, все было немного иначе, но я лишь дважды нес здесь
службу. Люди приходили в место, предназначенное для них Церковью, в поисках
того, что мы имели в достатке, - покоя. Они проходили сквозь Барьер,
обремененные своими заботами и печалями, а выходили спокойные, примиренные
со Вселенной. Я познавал их беспокойство, сочувствовал ему и радовался,
когда мог их утешить.
Но на сей раз я знал, что чувства, которые я принимаю в контрольном
зале, лишь бледное и неполное отражение истинных. Ужас девушки создавал
вокруг нее специфическую ауру. Он тронул меня своими холодными перстами,
прыгнул с экрана в мои глаза, а из перчаток - в мои пальцы...
Я взглянул на часы - время уже пришло, - вытянул руку, нажал
выключатель и установил ручку. Распыление должно было произойти мгновенно.