"Андрей Гуляшки. Драгоценный камень (Фантастическая повесть)" - читать интересную книгу автора

своих силах были врожденными чертами его характера. Но он не сознавал этого,
наоборот, он считал, что природа лишила его именно этих черт. Он редко
говорил о себе, но, если заговаривал, от него часто можно было услышать:
"Эх, был бы я поспокойнее!" Или: "Взяться-то я возьмусь, конечно, за это
дело, но что у меня получится, черт его знает!"
Отец его был учитель минералогии. Человек, восторженный по натуре, он
до конца дней своих неколебимо верил, что Родопский массив - это
"благословенное богом вместилище меди и свинца" и что "в недрах нашей
восхитительно красивой отчизны кроются несметные залежи железа и нефти".
Пока он преподавал в пловдивских прогимназиях, он подвергался, насмешкам
коллег; перейдя на пенсию, был забыт всеми и умер в нищете.
Андрей унаследовал от старого минералога любовь к природе и влечение ко
всему тому, что тысячелетиями таится в земных пластах. Но спокойствие,
упорство, склонность браться за самое трудное перешли к нему от матери,
веселой и разговорчивой женщины, которая была верной сестрой и помощницей
многим подпольщикам Кючук-Парижа*.
______________
* Кючук-Париж - рабочий район Пловдива.

Андрей любил все, что любят обычно молодые люди: и кино, и танцы, и
футбол, и прогулки с хорошенькими девушками. Но страсть у него была только
одна - камни. Прозрачный горный хрусталь, в котором отражается небесная
лазурь, был для него красивее самой красивой девушки. Рыться в ящичках, где
лежали коллекции, которые он собирал с раннего детства, было для него
занятием, куда более интересным и увлекательным, чем смотреть самый
захватывающий фильм; Ни для одной девушки в мире он не стал бы карабкаться
по отвесным склонам Родоп, а ради кусочка кварца, окрашенного розовым цветом
зари, он готов был рискнуть всем, даже головой.
И вот теперь, оглушенный какой-то невидимой силой, он потерял точку
опоры и шагал по улице с ощущением человека, неожиданно и непонятным для
него образом оказавшегося на чужой, незнакомой земле. Он настолько потерял
веру в реальность своих восприятий, что ему хотелось остановиться и ущипнуть
себя за щеку, чтобы почувствовать боль и установить, что все его чувства в
порядке и что все увиденное и услышанное в кабинете начальника не было сном.
Хотя щипать себя за щеку, в сущности, и не было нужды - и так при каждом
шаге ботинок касался мозоли на левой ноге, и он ощущал острую боль, словно
от укола раскаленной иголкой. Боль эта доказывала, что он не спит, что все
органы чувств у него в порядке и что происшествие в кабинете начальника было
явью, хоть и чудовищной.
Так что же случилось?
Портфель был его, он мгновенно узнал бы свой портфель среди тысячи
чужих. Да и как мог бы попасть к нему в руки чужой портфель, если он по
дороге от дома до канцелярии никуда ни на секунду не заходил? Он даже газеты
утром не покупал, он хорошо это помнил. А потом портфель лежал перед ним на
столе, все время был у него на глазах, а сам он ни разу не вставал со стула,
пока не пришел рассыльный. Следовательно, чужая рука не могла его коснуться.
Но, если чужая рука не касалась его, как же объяснить исчезновение
плана и замену его чужим, фальшивым?
Притом фальшивый план во многих отношениях был похож на настоящий:
топографическая схема та же, а объяснения к условным знакам как будто