"Андрей Гуляшки. Похищение Данаи ("Приключения Аввакума Захова" #7) " - читать интересную книгу автора

бульон с пирожком. Апельсины, кофе и коньяк указывались в меню под чертой,
как обязательное дополнение. Столик любителя французского завтрака украшала
полдюжина, а то и десяток, серебряных чайников с чаем, молоком, какао, кофе,
кипятком; горшочков с маслом, сметаной, вареньем и медом; тарелочек с
набором сыров, печений и пирожных; все это завершилось неизбежными
апельсинами, кофе и коньяком.
В былые времена профессор Роберто Тоцци придерживался правила
"положение обязывает" и каждое утро бывал в ресторане "Россини" на виа
Венетто. Не потому, что он имел слабость к пирожкам или сметане и не потому,
что любил пить по утрам коньяк, а из чувства приличии, из стремления "быть
на уровне своего положения", наконец, из опасения отстать от коллег. При
этом он ел рассеянно, потому что вечера просиживал над книгами (если не
сопровождал куда-нибудь свою супругу), ложился запоздно и утром не имел
аппетита, а покинув ресторан, забывал, что именно было на завтрак, -
французский конфитюр или английский бекон.
Так шли дела вплоть до того несчастного года, когда начался нефтяной
кризис и все смешалось: деньги подешевели, а цены неудержимо поползли вверх
и достигли высот, от которых у обыкновенного человека кружилась голова и
захватывало дух; еще страшнее было смотреть вперед, где разверзалась
бездонная пропасть.
Жалованье Роберто Тоцци осталось прежним, и теперь его не хватало; к
тому же у директора была молодая жена и сын от первого брака. Молодой Тоцци
жил в Милане и чем-то там занимался, но пятнадцатого числа каждого месяца
исправно садился в самолет и являлся к отцу просить денег. Роберто Тоцци,
которому уже перевалило за пятьдесят, не)имел сил отказать сыну, который
как-никак носил его имя и был живым воспоминанием о самых светлых годах в
жизни директора - годах студенчества. Молодая супруга директора, со своей
стороны, также требовала денег на текущие расходы и встречала искренним
недоумением самые осторожные намеки на экономию. Приходилось урезать личный
бюджет. Роберто Тоцци начал экономить на белье, галстуках, лосьоне для
бритья. Потом на журналах по вопросам искусства. А когда пришлось отказаться
и от книг, он почувствовал, как будто кто-то наглухо закрыл ставни комнаты,
где он работал. Его супруга и слышать не желала о существовании такой
комнаты, а сын считал, что ее следует запереть насовсем, и чем скорее, тем
лучше; он говорил, что в наши дни только больной станет заниматься историей
искусства. Таким образом, Роберто Тоцци не мог рассчитывать на сочувствие
своих ближних; что же касается посторонних людей, то у них хватало своих
забот.
Подгоняемая инфляцией лира катилась вниз, цены безудержно мчались
вперед, как дикие кони, и угнаться за ними не было никакой возможности; еще
год назад целый обед в "Россини" стоил столько, во сколько сейчас обходился
завтрак. Зарплаты таяли быстрее вешнего снега, и даже служащим высшей
категории приходилось потуже подтянуть пояса. Многие директора, особенно
птицы помельче, принадлежавшие к миру искусства и культуры, перестали бывать
у "Россини". Конечно, места в ресторане не пустовали, их заняли другие
клиенты, которые, как правило, не были людьми искусства.
Многие стали утверждать, будто кризис лишает людей старых привычек,
чтобы привить новые. Неизвестно, так ли это; скорее всего, люди начали
приспосабливаться к условиям кризиса - надо же как-то жить. Например,
профессор Роберто Тоцци постепенно привык завтракать не на виа Венетто, а в