"Андрей Гуляшки. Спящая красавица ("Приключения Аввакума Захова" #4) " - читать интересную книгу автора

тайной радиостанции, которая уже продолжительное время вела передачи на
ультракоротких волнах и находилась примерно в пятидесяти километрах от
границы. "Гермес" обычно только передавал, а на прием переходил крайне
редко, он "не любил" вести разговор, а лишь давал инструкции. При этом он
использовал множество всевозможных шифров, применял самые неожиданные коды.
Дешифровщики каким-то образом справлялись с системами шифров, хотя терпели
подчас и неудачи.
Расшифровать радиограмму "Гермеса" без большой потери времени было
равноценно такой, например, удаче, как обнаружить тайную радиостанцию или
раскрыть хорошо законспирированною резидент вражеской разведки. Но если даже
ценой драгоце.нного времени, исчисляющегося часами, а то и днями, некоторые
радиограммы были с горем пополам прочитаны, то разгадывание кодов
превращалось в сплошные огорчения. В начале сентября "Гермес" обратился к
своему молчаливому агенту с очень короткой шифрограммой, составленной на
латинском языке. Целых двое суток бились над тем, чтоб прочесть ее, но
подлинный смысл ее так и оставался загадкой из-за путаницы в падежах и из-за
того, что многие слова имели явно переносный смысл. Буквальный перевод мог
иметь две редакции. Первая: "Профессору принять меры, чтобы работа на Витоше
была закончена". Вторая: "Витоше принять меры, чтобы работа профессора была
закончена". Полная бессмыслица. И в первом и во втором случае сплошной
туман. Кто этот профессор? Что у него общего с Витошей? О какой работе идет
речь? На эти вопросы мог ответить лишь тот, кому было заранее известно
кодовое значение слов и в каком падеже должны стоять имена существительные.
С этим справилась бы и контрразведка, будь в ее картотеке
персонифицированный перевод хотя бы одной из упомянутых этимологических
величин. Если бы, к примеру, контрразведка знала, кто скрывается за словом
"профессор", то есть, если бы уже приходилось иметь дело с этим лицом или
если бы до этою хоть удалось засечь его по какому-нибудь другому поводу в
системе шифра, уже использованной иностранной разведкой, тогда запутанную
нить таинственной шифрограммы, несомненно, удалось бы распутать.
Но в досье нашей контрразведки пока еще ни разу не фигурировала
личность, называемая "профессором". В картотеке можно было найти пастухов,
лесорубов, инженеров, геологов, докторов, а вот профессора начисто
отсутствовали.
Не случайно каждое упоминание о "Гермесе" заставляло полковника Манова
невольно вздрагивать. Он тут же тянулся за сигаретой, хотя курить ему было
строжайше запрещено; в голову лезли всякие там билеты, пропущенные премьеры,
он хмурился и мрачнел. Манов вообще не любил иметь дело с кодами, а если для
их составления использовалась латынь, он настраивался вовсе скептически и
обычно бурчал: "Гиблое дело!"
И вот этот проклятый "Гермес", молчавший какое-то время, снова появился
на горизонте.
Появился вчера вечером на таблицах координат радиопеленгаторов. И не по
своей инициативе, а потому, что его вызвали; вызвал его при помощи
ультракоротковолновой радиостанции некий "Искыр".
- "Гермес", "Гермес", я "Искыр", я "Искыр", ты меня слышишь? Эти
позывные в течение пяти минут повторялись несколько раз, и пеленгаторы зоны
"Смолян-Девин" сумели услышать их и засечь передатчик.
- Слышу, - кратко ответил "Гермес". "Гермес" держался высокомерно, как
настоящий бог.