"Андрей Гуляшки. Спящая красавица ("Приключения Аввакума Захова" #4) " - читать интересную книгу автора

Я нашел его там среди всякого мусора и принес вместе с портретом. Это
глупость, конечно. Но тогда шел дождь, и я впервые заметил, что на улице нет
ни одной живой души. Я редко выглядываю на улицу. Мне не привыкать
вслушиваться в тишину, но в тот момент тишина вдруг загремела - да,
загремела в моих ушах страшно, невыносимо, это было гораздо хуже, чем самые
дикие завывания джаза, которыми она меня изводила в ту пору, когда была еще
здесь... Так вот, притащил я портрет, повесил его и, отступив на несколько
шагов, улыбнулся ему. Флакон был почти полон духов. Открыв его, я вылил
несколько капель себе на ладонь, затем растер и понюхал. И вы знаете, боль в
сердце прекратилась. Можно было подумать, что с одиночеством покончено.
Такой боли, как прежде, я больше не ощущал, но, должен признаться, что-то
все же оборвалось в моей груди, осталась в ней какая-то тяжесть. Словно в
душу вселилась тишина этого дома с его немыми комнатами, безлюдье грязной
улицы, отвратительный холод осени... Это ощущение до сих пор сжимает мне
грудь.
Старик положил флакон на место и задвинул ящик стола.
- В нем еще осталось несколько капель, - сказал он. - Иногда я открою
пробку, и. знаете, делается как-то веселей вокруг. Какой у них запах, бог их
знает. Я никогда ничего не смыслил в духах. Но вы не делайте ошибочных
выводов. По ней. по жене, я не тоскую. Боже сохрани. Кстати, ее давно уже
нет в живых. Я даже на похороны не пошел. Более легкомысленной и глупой
женщины представить себе нельзя. Я уже говорил, что своим сумасбродством она
выбила меня из колеи, но с ее уходом мне, кажется, стало еще хуже.
Разумеется, я никогда не жалел о том, что мы расстались с ней. Я читал
лекции, написал кое-какие труды, слава богу, продолжаю работать. Только на
один вопрос мне пока что не удается ответить: какое из двух зол больше -
праздный шум легкомысленной суеты или мертвечина так называемой мудрой
тишины? А как вы считаете?
Аввакум пожал плечами. Профессор, видимо, очень долго молчал,
накопившееся в его душе желание поговорить сделало его таким словоохотливым,
что он был рад своему терпеливому собеседнику. Одиночество как бы роднило
их, в этом отношении они были очень похожи друг на друга, и разница лишь в
том, что Аввакум никогда ни перед кем не сетовал на свое одиночество,
никогда никому не сознавался, как он несчастлив.
- У меня просто еще нет на сей счет определенной точки зрения, -
ответил Аввакум. Но, увидев разочарованное лицо профессора, почувствовал к
нему жалость, подобную той, какую испытывают люди, говоря неправду
безнадежно больному человеку. Он добавил: - Все это. мне кажется, слишком
субъективно. Для одного шум бедствие, а другой не выносит тишины. Все
зависит от характера человека, от характера его занятий, от того, где он
работает. Шум и тишина - понятия относительные.
Профессор задумался.
- Ваш ответ не отличается оригинальностью, - заметил он. - На портрет у
вас хватило догадливости, а сейчас вы рассуждаете, как великовозрастный
гимназист. А вы, собственно, по какому делу пожаловали ко мне?
- Хотел проконсультироваться. - улыбнулся Аввакум.
Он положил перед профессором листок бумаги с нерешенной задачей,
сообщил ему, что часто "для души" занимается математикой, что эта задача его
очень увлекла, но ему никак не удается установить, в чем его ошибка. А так
как он живет на этой же улице, то решил зайти по-добрососедски к профессору