"Андрей Гуляшки. Дождливой осенью ("Приключения Аввакума Захова" #3) " - читать интересную книгу автора

хозяйку отдать человеку, которого он пришлет за ним. То немногое, что он
оставил у себя, свободно разместилось в старинном дубовом сундучке,
окованном железными полосами, с перламутровым солнышком на пожелтевшей
крышке.
Прибрав в комнате и поставив сундучок на место, Аввакум почувствовал
вдруг страшную пустоту и одиночество. Он набил трубку и стал перебирать свою
библиотеку, перелистывая старые журналы, разглядывая иллюстрации, словно
разыскивая что-то. Вскоре он поймал себя на том, что ничего в сущности не
ищет и что рытье в книгах - пустое и бесцельное занятие. Оставив книги в
покое, он взял альбом и, усевшись поудобнее в глубоком кожаном кресле, с
глубокомысленным видом принялся за рисование. Один за другим появлялись
рисунки: сначала коринфская колонна, за ней фасад дома в стиле барокко,
собака, ищущая след. Но колонна осталась без капители, фасад - без окон, а
собака - без ног. За что бы он ни брался, все туг же валилось из рук, и на
душе становилось тоскливо. Чувство одиночества разрасталось, и ему казалось,
что оно, как ядовитый газ, постепенно пропитывает все его существо, что в
нем самом и вокруг него расстилается пустыня - бескрайняя, душная,
придавленная желтым маревом.
Он отложил альбом и карандаш и принялся расхаживать по комнате,
закуривая го сигарету, то трубку. Во рту стало горько, а голова отяжелела.
Он всячески пытался убедить себя, что настроение, которому он поддался,
глупо, сентиментально и ему вовсе не к лицу, тем более что сам он всегда
презирал сентиментальных людей, которые постоянно хнычут и сетуют на скуку и
одиночество. "О каком одиночестве может идти Речь, - убеждал он себя, -
когда у меня столько друзей в институте? Разве не глупо жаловаться на скуку,
если в реставраторской меня ждет так много интересной работы, если надо
готовиться к новым раскопкам и писать книгу об античной мозаике, если в
сборнике задач по высшей алгебре осталось еще столько нерешенного и,
наконец, как ни странно, если еще осталось столько неразгаданных секретных
замков, к которым пало подобрать ключи; все это ждет моего ума и моих рук -
да как я смею хныкать от скуки и жаловаться на одиночество?!"
Против таких доводов возразить, конечно, было нечего, и Аввакум Пыл
готов поднять руки и сдаться. Но капитуляция не всегда помогает
побежденному. Пустыня в его душе ширилась и еще больше угнетала своей
безграничной серостью.
Вдруг он вспомнил, что в шкафу стоит бутылка хорошего коньяка. В минуты
усталости он подливал коньяку себе в чай - и только. Он никогда не испытывал
влечения к алкоголю. Но теперь, вспомнив о бутылке, он гак обрадовался,
словно ему предстояло приятное свидание с женщиной или же чтение интересной
книги, вызвавшей восхищенные отзывы серьезных читателей.
Лукаво улыбаясь, Аввакум с видом заговорщика направился к шкафу. Но ему
не пришлось отвести душу и за коньяком. Не кто иной, как Слави Ковачев, его
постоянный и незадачливый соперник, помешал времяпрепровождению, приятность
которого он уже предвкушал.
Слави Ковачев, в темном "официальном" костюме, с крахмальным
воротничком, выглядел слегка смущенным и расстроенным. Войдя, он тщательно
вытер ноги - на улице шел дождь и. прежде чем усесться в кресло, не забыл
расстегнуть две пуговицы своего двубортного пиджака.
- Чему я обязан такой чести? - спросил его Аввакум с кислой улыбкой. -
Разве вы не знаете, что я временно "изъят из обращения" и поэтому не совсем