"Георгий Дмитриевич Гулиа. Жизнь и смерть Михаила Лермонтова " - читать интересную книгу автора

Египта, - вот кем был Эхнатон в глазах жрецов и реакционной знати. Не
случайно вскоре после его смерти исчезла с лица земли построенная им новая
столица - Ахетатон; все, что напоминало о фараоне-отступнике, должно было
уйти в небытие. Что ж удивительного, что Геродот ничего не услышал о нем...
Георгий Гулиа сразу же вводит нас в самую гущу политической борьбы. Уже
в первой главе мы знакомимся с теми, кто мечтает о гибели фараона, и не
только мечтает, но и всерьез готовится к заговору. Вот аристократ Усеркааф,
скрывающийся под именем Нефтеруфа, вот некогда блистательный Шери, вот
красавица Ка-Нефер... История подготовки несостоявшегося покушения на
Эхнатона, не состоявшегося потому, что фараон вдруг скоропостижно скончался,
и составляет, собственно, главную канву сюжета в романе "Фараон Эхнатон".
Сюжет этот увлекателен, умело выстроен, есть здесь и напряженность, и
неожиданные повороты, и отступления, как бы "притормаживающие" развитие
действия. Что же это - занимательная хроника дворцовых интриг? Своего рода
боевик "из древнеегипетской жизни"? Нет, перед нами серьезное социальное
полотно, реалистически воссоздающее картины острейшей политической борьбы, в
которой, кроме фараона, жречества и рабовладельческой верхушки, так или
иначе принимают участие и широкие слои населения тогдашнего Египта.
По существу, "Фараон Эхнатон" - не просто исторический роман в
привычном смысле этого слова, я бы сказал, что это политический роман.
То же самое с еще большим основанием можно отнести к "Человеку из
Афин", хотя в предисловии к книге автор высказывается в том смысле, что
Перикл "не был... гениальным политиком". Писателя более всего привлекают
человеческие и гражданские добродетели Перикла, его гуманизм, мудрость,
широта души и взглядов, его приверженность идеалам демократии. Ключ к образу
Георгий Гулиа видит в словах Плутарха о Перикле: "...он считал, что из всех
его достоинств самым прекрасным было то, что он, имея столь большую власть,
ничего не делал из зависти или под влиянием раздражения и никого не считал
своим непримиримым врагом". Сам Перикл в финале романа, уже на смертном
одре, как бы дополняет своего будущего биографа: "Вы не отыщете в Афинах ни
одного человека, кто бы по моей вине надел черный, траурный плащ... Ни
одного... Ни одного..."
Право же, это очень, очень немало для правителя, стоявшего у власти
сорок лет!..
Но разве эти достоинства Перикла не обнаруживают в нем именно великого
политика, и не в политической ли деятельности прежде всего раскрылись они в
полной мере? Разве не была политика всей жизнью этого незаурядного человека,
смыслом его существования, разве не владела она безраздельно всеми его
мыслями и чувствами?
Да, Перикл - личность незаурядная. Однако же и сложная. Таким, кстати,
и рисует его Плутарх. Он отмечает величие духа, благородство и бескорыстие
Перикла, но не забывает сказать и о "наивном бахвальстве", о "спеси и
презрении к обездоленным", о том, что "не существует в природе более мягкого
характера при высоком мнении о себе и более недоступного при всей своей
кротости". Он говорит о выдающихся заслугах Перикла перед Афинами, но не
обходит молчанием и того, как Перикл сначала угождал пароду, а затем "сменил
мягкую демагогию, основанную на уступках массам, на аристократический и даже
монархический строй". Похожее писал о перикловских Афинах и Фукидид: "По
имени это была демократия, на деле власть принадлежала первому гражданину".
Отголоски этих мнений находим и у Г. Гулиа, в частности, в острых