"Георгий Дмитриевич Гулиа. Жизнь и смерть Михаила Лермонтова " - читать интересную книгу автора

Итак, над Красными воротами не видно было библейской звезды. Зато почти
всю ночь в самом доме горел свет и суетились люди. Спали только хозяева
дома - семья генерал-майора Федора Толя, сдавшего несколько комнат
отставному капитану Юрию Петровичу Лермонтову.
Поздней ночью доктор сообщил капитану, что родился мальчик.
- Душевно поздравляю, - произнес доктор без той особенной
приподнятости, которая сама собою приходит с появлением здорового, ревущего
во всю глотку ребенка. Мальчик был крохотный, и опытный глаз доктора мигом
приметил болезненные формы рук и ног.
Очень плохо чувствовала себя мать. Роды вконец измучили ее.
Юрий Петрович был бледен. От забот, вдруг нахлынувших, и от бессонной
ночи. Для своих двадцати семи лет он выглядел неважно. Что-то тайное,
нездоровое проступало на его лице. Может, это был тот самый недуг, из-за
которого пришлось ему оставить военную службу в 1811 году. И тот самый
недуг, который, в конце концов, свел его в могилу семнадцать лет спустя
после этой ночи.
Но была в этом доме женщина, которая в трудные часы сохраняла - по
крайней мере внешне - спокойствие и твердую решимость оказать помощь тому,
кому она потребуется. Из уст ее не срывались пустые слова утешения. Она
негромко советовала, молча подавала воду или лекарство. Без суетливости. Не
теряя присутствия духа, что было не так-то просто в эту тревожную ночь.
Нынче, в ночь со второго на третье октября, в доме у Красных ворот мы
находим главных действующих лиц той семейной драмы, перипетии которой окажут
сильнейшее влияние на характер, на душу, может быть, и на судьбу одного из
величайших поэтов России и всего мира - Михаила Юрьевича Лермонтова.
Ему дали жизнь Мария Михайловна и Юрий Петрович. Но та невысокая,
статная пожилая женщина, готовая оказать любую помощь любому в этом доме,
воспитает его, поставит на ноги и окружит такой несказанной любовью и
заботой, на которую способна только поздняя бабушкина любовь. Я говорю о
Елизавете Алексеевне Арсеньевой, урожденной Столыпиной.
Тугой узел семейной драмы завязался именно в ту пору, когда Юрий
Петрович попросил руки Марии Михайловны, когда Маша сказала "да", а мать ее,
Елизавета Алексеевна, произнесла слово "нет". "Нет", - повторила вслед за
нею вся родня. Потому что, дескать, они не пара: он - беден, она - невеста
богатая. Пусть он рода дворянского. Но ведь обедневшего. Одно только
название: дворянин!
Но Маша сказала "да" и настаивала на своем. Мать ее в конце концов
сдалась. И он вошел в дом к жене. В дом к теще. Юрий Петрович явно
поступился самолюбием.
Маша любила его горячо. В этом - никакого сомнения! Молод он, красив,
воспитан, учтив.
А он? Любил ли он Машу, хрупкую, милую Машу? Тоже - несомненно! Нет
никаких указаний на то, что Юрий Петрович в данном случае действовал из
чистой корысти. Это соответствовало искреннему желанию и невесты, и жениха.
И Юрий Петрович оказался в Тарханах на правах молодого хозяина.
Елизавета Алексеевна, казалось, тоже пошла на уступки ради своей
дочери. Однако неприязнь к зятю нарастала не по дням, а по часам; теща не
могла бороться против своих чувств.
А со временем заговорит и ревность - едва сдерживаемая ревность больной
жены. По-видимому, были для этого основания. А легкомысленный муж все будет