"Георгий Дмитриевич Гулиа. Человек из Афин (Историческая трилогия - 2) " - читать интересную книгу автора

сумасшедших - тусклым и безличным нормальным.
Раб, казалось, обиделся:
- Разве не проще было бы поговорить с ним? Все бы тотчас выяснилось.
Сколько он еще простоит?
- А это мы увидим...
- Может, и в самом деле вышвырнуть его?
- Но ведь улица не наша! Можем ли мы распоряжаться так, как в своем
собственном доме? На этот счет имеется определенный закон. И никто не вправе
запрещать другому стоять там, где ему вздумается. Ведь он же не ломится к
нам?
- Не ломится, - согласился раб.
- Вот видишь?!
- Я попрошу его прийти завтра.
- Завтра? - Перикл посмотрел на раба широко раскрытыми глазами.
- Почему бы и нет?
- Это, по-твоему, лучше?
- Чем скорее это кончится, тем лучше.
- Ты полагаешь, что меня очень беспокоит этот молодой человек?
- Думаю. Уверен.
Лицо Перикла сделалось совсем спокойным, почти бесстрастным. Вот таким
выглядел он, когда выступал в Народном собрании в самые тревожные времена.
Чем больше тревоги в воздухе - тем хладнокровнее Перикл. Не в этом ли
качество народного вождя? Евангел любил своего хозяина. Перикл значил для
него больше, чем господин. Чем дважды и трижды господин! Ведь это же был сам
Перикл!
Раб сделал несколько шагов в сторону двери, но раздумал и воротился
назад. Налил снова вина и подал фиал своему хозяину. Тот беспрекословно
принял сосудик. Этот Евангел тоже значил нечто больше, чем просто слуга и
раб.
- Кислит, - сказал Перикл, выпив вино.
- Такова природа вина.
- Я же сказал не в упрек, Евангел.
Перикл вспомнил, что хотел отдать кое-какие распоряжения по хозяйству.
Он приказал рабу взять дощечку и стиль. Это его желание было исполнено
тотчас же. Весьма проворно.
Перикл поднял вверх указательный палец:
- Первое...
Но больше ему не удалось произнести ни слова по поводу хозяйственных
дел, потому что вошел Ксантипп. Его старший сын.
Ксантипп сутуловат. Ростом - так себе... Нельзя сказать, что высок, но
и коротышом не назовешь. Волосы взъерошены, борода жидковата и, кажется,
давно не чесана. Глаза - отцовы. Но нету в них ни мыслей отцовских, ни
доброты, ни сочувствия к окружающим. Такой бегающий, немного хищный взгляд.
Гиматий не первой свежести. Неопределенного цвета. Вроде бы линялый.
Некогда, видимо, пурпурный. "Но на ногах Ксантипп держится. Самостоятельно.
Может быть, недопил. А может, со вчерашнего. Кто его поймет!"
Входит Ксантипп бочком. Косится на Евангела. Словно намеревается обойти
его со спины. В драку, что ли, полезет? Двигается бочком, смешно раскорячив
ноги. И ни слова. Ни "здравствуйте", ни "добрый вечер". Собственно говоря,
вполне привычное. И не стыдно ему? Ведь носит он имя деда! И чей сын? Самого