"Роман Гуль. Азеф [И]" - читать интересную книгу автора

- Хорошо, - и девушка, взглянув на него, еще больше смутилась.
4
Императорский университет показался Савинкову муравейником, в котором
повертели палкой. Съехавшиеся со всей России студенты негодовали потому, что
были молоды. В знаменитом коридоре университета горела возмущением толпа.
Варшавские профессора послали министру приветствие по поводу открытия
памятника генералу Муравьеву, усмирителю польского восстания. И от давки,
волнения, возмущения, Савинков чувствовал, как внутри у него словно
напрягается стальная пружина. Он протискивался в аудиторию. Вместо
профессора Фан дер Флита на кафедру взбежал студент в русской рубашке с
закинутыми назад волосами, закричав:
- То-ва-ри-щи!
Савинкова сжали у кафедры. Он видел, как бледнел оратор, как
прорывались педеля, а студент кричал широко разевая рот. Аудитория
взорвалась бурей аплодисментов молодых рук. У Савинкова похолодели ладони,
внутри острая дрожь. Взбежав на кафедру, он крикнул во все легкие: -
Товарищи! - и начал речь.
5
За окном плыла петербургская ночь. От возбужденья речью, толпой,
Савинков не спал. Возбужденье переходило в мысли о Вере. Она представлялась
хрупкой, с испуганными глазами. Савинков ворочался с боку на бок. Заснул,
когда посинели окна.
Утром Вера проводила теплой рукой по заспанному лицу, потягивалась,
натягивая на подбородок одеяло. За стеной кашлял Савинков.
- С добрым утром, Вера Глебовна, - проговорил весело в коридоре.
- С добрым утром, - улыбнулась Вера, не зная почему, добавила: - А вы
вчера поздно пришли?
- Да, дела все.
- Я слышала, выступали с речью в университете - и не дожидаясь оказала:
- Ах, да, к вам приходил студент Каляев, говорил, вы его знаете, он сегодня
придет.
- Каляев? Это мой товарищ по гимназии. Вера Глебовна.
Смутившись под пристальным взглядом, Вера легко заспешила по коридору.
А когда шла на курсы, у Восьмой линии обдал ее снежной, за ночь выпавшей
пылью сине-кафтанный лихач. И эта снежная пыль показалась Вере
необыкновенной.
6
Студент Каляев был рассеян. Долго путался в линиях Васильевского
острова. Даже на Среднем едва нашел нужный дом.
На столе шипел самовар. Горела лампа в зеленом, бумажном абажуре.
Савинков резал хлеб, наливал чай в стаканы, слушал Каляева.
- Еле выбрался, денег, понимаешь, не было, уж мать где-то заняла - с
легким польским акцентом говорил Каляев.
- С деньгами, Янек, устроим. Университет, брат, горит! Какие сходки!
Слыхал о приветствии профессоров?
У Каляева светлые, насмешливые глаза, непохожие на быстрые, монгольские
глаза Бориса. Лицо некрасиво, аскетически-худое.
- Рабы... - проговорил он.
- Единственная революционная организация это - "Касса". Я войду и тебе
надо войти, Янек.