"Роман Гуль. Азеф [И]" - читать интересную книгу автора

- Но почему же именно в терроре? - заволновался Гоц. - Это странно,
почему не в партии вообще, если вы ей сочувствуете?
- Об этом говорить трудно, -сказал с заминкой Савинков и заминка Гоцу
понравилась. - Если надо, я буду работать и в партии, но мне хотелось бы в
терроре.
Блестящие глаза Гоца крепко навелись на Савинкова.
Савинков чувствовал: - он Гоцу нравится и Гоц ему верит.
- Давайте немножко повременим, Борис Викторович. Поживите в Женеве,
познакомьтесь с товарищами, я поговорю с кем надо. А вам в первую голову
надо познакомиться с Черновым и с "Плантатором" Иваном Николаевичем.
- Кто это "Плантатор" Иван Николаевич?
- А вы его увидите.
4
Теоретик партии социалистов-революционеров, изобретатель идеи
социализации земли в России, Виктор Михайлович Чернов жил в Женеве. В части
прекрасного швейцарского города, подходившей к озеру. Из кабинета Виктора
Михайловича открывался живописный вид на синеголовые горы.
Правда, внутренность этого кабинета была не швейцарской. Газеты, книги
заваливали стол. Пепельница переполнена окурками. В беспорядке лежали
исписанные бисером листы рукописей, гранки "Революционной России". Над
столом висел портрет Михайловского, с автографом.
Такую комнату можно было встретить и в Москве. Разве только
особенностью ее было то, что прямо к портрету Михайловского прислонялись
шесть удочек с закрученными лесками и красными поплавками.
Ежедневно после работы Виктор Михайлович удил окуней в Лемане. Клев был
хороший. Окуни радовали, что хоть они были такими же, как родные,
тамбовские.
Когда Савинков вошел в комнату Чернова, за письменным столом сидел тот
ширококостный человек, косматый, рыжий с косящим глазом, которого у Гоца он
принял за врача. Но Савинков не успел сейчас сразу рассмотреть Чернова.
Рядом сидел человек, привлекший все его внимание.
Человек был грандиозен, толст, с одутловатым желтым лицом, и темными
маслинами выпуклых глаз. Череп кверху был сужен, лоб низкий. Глаза смотрели
исподлобья. Над вывороченными, жирными губами расплющивался нос. Человек был
уродлив, хорошо одет, по виду неинтеллигентен. Походил на купца. Но от
безобразной, развалившейся в кресле фигуры веяло необыкновенным спокойствием
и хладнокровием.
- А, здравствуйте, здравствуйте, молодой человек, - быстренько
проговорил Чернов, вставая навстречу, и великорусские глаза его скосились,
не глядя на Савинкова. Рука, пожавшая руку Савинкова, была квадратна,
короткопала.
- Михаил говорил о вас, говорил. Знакомьтесь. Жирно развалившийся
человек, не поднимаясь и не называя себя, подал в контраст с Черновым
длинную руку с дамской ладонью. "Урод", пронеслось у Савинкова.
Савинков сел, им овладела неловкость, увеличившаяся тем, что, взглянув
на толстого, он поймал каменный исподлобья взгляд, животом дышавшего
человека.
- Что, Иван, на товарища так уставился, - захохотал Чернов. - На что
Касьян взглянет, все вянет. Видишь, молодой человек смущается.
- Почему смущаюсь? Я вовсе не смущаюсь, - проговорил Савинков.