"Тонино Гуэрра. Дождь над всемирным потопом" - читать интересную книгу автора

сыплет грибной дождик на остроконечные крыши. Все это словно воспоминание о
сказочной Грузии и лучезарных глазах Параджанова, неспешно вышагивающего в
ночных туфлях по мостовой. В монастыре листва столетней липы шевелится, как
живая, под тяжестью изголодавшихся пчел.
Воскресенье 28 - В дверь постучал нищий. Или мне показалось?
Пропыленная одежда. Латанная переметная сума. Стоптанные веревочные сандалии
на ногах. Взгляд мудрый. В фигуре что-то религиозное. Дервиш? Расстелил
коврик на террасе и достал из сумки сморщенные лимоны. Попросил приготовить
лимонада. Усаживается на потрепанный коврик и произносит длинную речь на
языке, который непостижимым образом я понимаю: Не задавая пустых вопросов,
мы не получаем бесполезных ответов. Надо говорить, не ставя вопросов. Пусть
слова слетают с уст только для того, чтобы произвести звук. Главное --
наполнить воздух музыкой дыхания. Неправда, будто смысл слова только в
обозначаемом. Слово - всего лишь звучание инструмента, которым является
человек. Важно лишить слова всякого значения и вслушиваться в слетающие с
губ созвучия. Беспорядочные передвижения, странствования, суетливые жесты
рук - вот что творит бесполезность жизни. Увы, мысль порождает движение. Но
следовало бы спросить себя - куда мы идем? Лучше оставаться на месте --
пусть мир движется сам по себе - яблоко катится по земле и прыгает по
ступеням лестницы. Пусть все порождается ветром или перепадом температур.
Окончательная цель есть внутренняя неподвижность. С этими словами странник
поднялся с земли, положил свой ветхий коврик в суму и исчез. Неожиданно он
вернулся, будто что-то забыл: Надо попрощаться с самим собой - объяснил он
и глянул туда, где только что лежал коврик.
Понедельник 29 - С одним ученым-агрономом побывали в буковой роще
--
1.200 метров над уровнем моря. Если потепление продлится, то буковая роща на
Монтефельтро исчезнет. Бук не сможет взобраться выше - за облака. Ему не по
нраву холодный климат. Я узнал, что на протяжении столетий деревья не раз
меняли место жительства. Одни в поисках прохлады. Другие - тепла. Нередко
люди следовали за деревьями.
Я обитаю во впадине света, как мушка в глубине соцветия. Пытаюсь
выбраться из травы забвения.
Слежу глазами за облачной плащаницей. Вода моей жизни в Мареккье - она
повелевает сводом небес, уносит в море бренный прах, струится сквозь пальцы,
плещется в неводе рыбой, колеблется подвенечной вуалью, сквозь нее
проступают черты моего лица.
Среда 31 - Средоточие моей жизни и вся ее отрада - минутные прогулки
в долине в обществе Джанни. Мы ходим по заброшенным городкам, собираем
невнятные звуки - промозглый скрип гнилушек, скрежет заржавелой жести,
журчание умирающего ручья. В общем - звуки истории. Она запечатлена в
недвижном воздухе и в легком колебании былинки всякий раз, когда с нее
осыпается иней. В переплетении этих созвучий спряталось мое детство. Но все
тише его звучание. Нынешний слух способен различать разве что грохот взрывов
и рев современной жизни. Пройдя щебенчатой дорогой вдоль кладбища Таламелло,
я попал в рощу вековых каштанов. Свет золотистой кроны и опавших на землю
листьев перенес меня в заколдованный лес. Чудилось, что я уже побывал здесь
-- много лет назад. Припомнил, что когда-то давно спрятал оловянную пуговицу
в старом дупле. Осмотрел стволы и даже раз-другой ковырнул гвоздем в самых
глубоких трещинах. На самом дне запечатанного глиной дупла отыскал форменную