"Тонино Гуэрра. Стая птиц" - читать интересную книгу автора

как обычно, портье вставил в дверную ручку снаружи. На первой странице -
новые известия о землетрясениях. Узнаю, что разваливается и Городок, где я
родился. Я уже знал, что месяц назад из него выселили жителей, потому что
летом произошло триста толчков. Нынешней ночью большая часть домов
обрушилась. В моей памяти эти места сохранились такими, какими я их видел
двадцать лет назад. Я сказал жене, что хочу вернуться туда и посмотреть,
много ли сохранилось от прежнего. Хотя бы затем, чтобы выбросить из головы
всякие мысли о том, чего уже больше нет на свете. Жена посмотрела на меня
отсутствующим взглядом. Снова заводит разговор о Дворце правосудия. Он
тоже разваливается. Жена уходит.
Сейчас повсюду трясет. И все разом: рассудок моей жены, Дворец
правосудия с адвокатами, ползающими в пыли, и судьями, взирающими на
трещины в стенах. Эпицентр землетрясения - в моем Городке. Во вторник, в
два часа ночи. Жертв нет, потому что в предыдущие дни ощущались слабые
толчки и большую часть населения отправили в приморские гостиницы, за
сорок километров от Городка, а оттуда - в разные города Италии. Затем -
полное разрушение. Я решил: съезжу посмотрю, хотелось бросить взгляд на
родные места, - но так и не смог, потому что как раз в эти дни моя жена
тоже чувствовала себя неважно. Что-то у нее не в порядке с головой:
какая-то частица памяти отделилась от мозга и затерялась непонятно где.
Землетрясение в моем Городке и землетрясение в голове моей жены - таковы
два неприятных события. Затем новые небольшие землетрясения, все в той же
средней Италии, с трещинами, обвалами и умеренными разрушениями, и наконец
крупное, хотя и не самое крупное, в Лос-Анджелесе. Все в мире
взаимосвязано. Я пытаюсь нащупать эту связь. Не знаю, видит ли кто-нибудь
связь между одним землетрясением и другим, как я вижу зависимость между
подземными толчками и встряской в голове моей жены.
Думаю, землетрясение, которое разрушило мой Городок, вызвал он. Он -
это старик, все еще продолжающий жить на развалинах. Он единственный, кто
еще остался там. Журналист, бравший у него интервью, говорит, что слышал,
как тот бранится. Сплошная брань и проклятия. Я тоже, как вы знаете, из
тех мест, но вот уже двадцать лет живу в большом городе. Мне известны
жизнь и странности этого старика. Он начал проклинать мир с сорока лет.
Это было всеобщее проклятие: двуногим существам и неодушевленным предметам
- воздуху, салату, воде, Муссолини, папе, богу. Существовали особые
проклятия, обращенные к самому себе. Крик его разносился по улицам. Он
просил себе смерть от удара, говорил, пусть выпадут у него зубы, да
разразят его гром и молния. Женщин он называл не иначе как потаскухами,
распутницами, дерьмом. А как-то на год заперся у себя в доме. Выходил
только по ночам. Никто его не видел. Думали: может, умер. Тогда кто-нибудь
стучал в дверь - убедиться, что он жив. В ответ всегда слышалось одно и то
же: чтоб у тебя руки отсохли. Вши так и кишели на нем. С ними он
разгуливал по улицам. Часто кидался вшами в людей. В темных залах кино
множество насекомых расползалось от него по спинкам скамеек.
Изголодавшиеся вши, жаждавшие впиться в младенческую головку или в мягкую
женскую плоть. Старик промышлял сбором ненужной бумаги. Он подбирал ее на
земле или на помойках. Так и жил несколько лет. Затем стал собирать кости
на продажу. Похоже, он не стеснялся отправлять низменные потребности на
глазах у публики. Били его за это не раз. Он никогда не смеялся. Либо
смеялся, когда ничего смешного не было. Городок рухнул в два часа ночи.